ЛУНА УБЫВАЕТ
Ночь одиннадцатая
Ночью Марк проснулся от холода, — уличный ветер беспрепятственно сквозил по мельнице, — и осторожных шагов. Кто-то обошёл оцепление и расхаживал по штаб-квартире Последней Надежды ЗвеРры как у себя дома.
Пока Марк был без сознания, Птека успел обустроить пустую мельницу по своему усмотрению. В том числе и повесил плотные шторы на окна. В комнате царил мрак кромешный, лишь по звуку шагов Марк мог определить, куда направился ночной гость.
Шаги обошли комнату по стеночке, узкий луч потайного фонаря скользил по стенам. Гость что-то выискивал.
Марк замер, не зная, что делать. Мокрое полотенце на лбу ясности уму не прибавляло.
Фонарь в руке держащего осветил карту, луч пробежал по кругу Безумия. Фонарь дрогнул, луч качнулся, высветил вышивку Нисы и астролябию. И потух.
— Откуда?! — сдавленным шёпотом выдохнул ночной гость.
Марк решил швырнуть в незнакомца подушку и заорать погромче, призывая зубров на помощь, но раскрылась входная дверь, на фоне звёздного неба обрисовалась фигура росомахи в человечьем обличье, отлучившегося по малой нужде. Он сразу почувствовал, что в комнате посторонний, и на ходу перетекая в звериную ипостась, кинулся с порога на врага.
Незнакомец запулил в него фонарём и выпрыгнул в восточное окно, через которое проник на мельницу, поднявшись по практически отвесной, мокрой от брызг водопада скале.
— Штирлиц, что это было? — спросил сам себя Марк, стянул полотенце со лба и высморкался в него от души.
Преодолевая слабость, встал. Подошёл к восточному окну и закрыл распахнутые ночным гостем створки. Затем, морщась, доковылял до западного окна, слегка отдёрнул штору.
Ущербная луна покачивалась в небе. (Правду сказать, качало-то не луну, а Марка).
Внизу, у подножия лестницы, пылал, рассыпая фейерверки искр, огромный костёр, около него кружком стояли и зачарованно слушали рассказчика зубры. Огненные всполохи причудливо освещали их мощные торсы. Лестница была под надежным контролем.
— Охранники, ага, — сделал вывод Марк. — Нужно срочно выздоравливать, пока ещё кто-нибудь не навестил и голову не отгрыз под неусыпным надзором бдительной охраны.
Из кухонного люка вылез заспанный Птека с масляной лампой.
— Что за топот?
— Ночные гости озоруют. Ты не знаешь, кстати, почему зубры не в доме караулят?
Птека покосился на росомаху и дипломатично сказал:
— Говорят, душно потому что…
— Ладно, фиг с ними. Но тебя, лохматое исчадие ада, мы утром постираем, понял?
Мохнатый лик росомахи не выразил никакого восторга. Росомаха презрительно сморщился, чихнул и полез под кровать.
А Марк принюхался и понял, что заложенный нос запахов не чувствует и росомаха под кроватью, поэтому, ему никак не мешает. Он залпом выпил целебное птеково варево, передёрнулся от горечи и забрался под любимое лоскутное одеяло.
День
Росомаха надеялся, что утром все позабудут про обещанное ночью. Не тут-то было!
Для стирки Графча пришлось позаимствовать чан, в который звездочёт переливал бумажную массу перед тем, как отправить её на сита. В чане бултыхалось раскисшее месиво, видимо, так и оставшееся с момента гибели хозяина мельницы. Чтоб добро не пропадало, Марк вычерпал и вылил его в прямоугольные короба, затянутые понизу сеткой, как и было задумано звездочётом. Освободив чан, с помощью Птеки выкатил его на берег.
Среди утвари и незаменимых в крепком хозяйстве вещей, что доставили на тележках птековы домочадцы, нашёлся и щёлок.
Птека развёл на берегу костёр, нагрел воды. Бурчащего росомаху загнали в необычную ванну, где заставили отмокать в щелочной воде не менее часа, велев превращаться попеременно то в зверя, то в человека. Вооружившийся жесткой мочалкой Марк закатал рукава и самолично оттёр грязь с головы и спины Графча.
Мокрый росомаха тяжело перевалился через край чана. Оставляя за собой потёки грязи, дошлёпал до реки и упал в воду. Он долго плескался в омуте под водопадом.
— Баловство! — мрачно охарактеризовал он заботы о своей чистоте, выбравшись на берег и отряхиваясь, как собака.
Одежда его человеческой ипостаси простиралась в чане и выполоскалась в реке вместе с ним, но снять её для просушки Графч категорически отказался, так и сушился у костра на берегу.
Слегка обсохнув, росомаха предпочёл не искушать судьбу и не ждать, когда для него придумают новые издевательства, вроде расчёсывания и стрижки, и поспешил исчезнуть, отправившись по своим тёмным делам.
Марк после ухода росомахи промыл чан и заново налил воды. И долго плескался в ванне сам. Сидеть в тёплой воде и смотреть на реку было удивительно приятно. А неотвязное ощущение, что это, может быть, одна из последних ванн в жизни вообще, придавало купанию дополнительную остроту.
Птека ушёл стряпать ватрушки, то есть местный их аналог.
Марк смотрел на яркие радуги, пляшущие над водопадом, и лениво размышлял.
Утром, как раз перед мытьём звеРрюги, зубры сняли охрану и ушли. На прощание они сказали, что пару ночей подряд к мельнице приходил Лунный волк из Волчьих Могильников, бродил неподалёку, что-то высматривая, но не приближался. Добровольно подходить к нему дураков тоже не нашлось и что ему было нужно, осталось загадкой.
Марк не знал, хочется ему прилагать какие-нибудь усилия для встречи с волком и пустить всё на самотёк, посмотреть, что из этого выйдет. Пока желание было одно: отведать птековых ватрушек с пылу, с жару.
Вода понемногу остыла, и он собрался вылезти, но за спиной чарующий женский голос мурлыкнул:
— Голая Полярная Звезда ЗвеРры… Как интригующе.
— Леди, вы испортили мне всё удовольствие от купания! — рассвирепел Марк.
Чернобурую красавицу это только развеселило.
— Получить удовольствие в том же тазу, где отмывали звеРрюгу? Поистине человеческая прихоть.
— А ты откуда знаешь, что мы росомаху стирали?
— Тоже мне новость! Я с утра наблюдаю, видела, как зубры ушли. Да и не одна я такая любопытная. Много посторонних глаз следят за мельницей в последнее время.
Марк покраснел, вспомнив, как раздевался на безлюдном, казалось бы, берегу.
Диса грациозно кружила вокруг чана, как косатка, приближающаяся к жертве. Марку эти суживающиеся с каждым разом круги очень не понравились.
— Ты тоже сполоснуться хочешь? — поинтересовался он воинственно.
— После звеРрюги и шестого человека?
— Я бы предложил тебе разделить эту лохань вместе со мной, но боюсь, места маловато.
