— Огонь неделим, — сказал я.
— ЧТО?!
Он остановился и посмотрел мне в глаза. Там кипел зелёный лёд, и кайры кричали в мёртвом свинцовом небе… и вился пепел над бескрайними равнинами… и последние из живущих заходились безмолвным смехом, похожим на плачь…
— При чём тут огонь? — тихо, но страшно спросил друид.
Не смотрите им в глаза.
Не смотрите в глаза им, ведающим искусство Высоких.
Не смотрите…
— Твой мрачный соплеменник сказал, что горящий огонь неделим. И потому я думаю, что дело не в том, много ли цвергов. Их чёрный огонь есть и в нас — ты ведь помнишь, как смердели те монеты… В них он пробудился. В нас — пока дремлет. Но я думаю, если уйдем, то не избегнем их участи. А если останемся…
Корд презрительно рассмеялся.
— Кто из нас друид, а, сын Турлога? — говорил он сквозь смех. — Клянусь, завидую твоей мудрости! Знаешь, что я думаю про ваш чёрный огонь? Он не дремлет. Он бушует в вас не одно поколение. Он вас сожрал. Ага. Только это великая тайна. Никому не говори! Так что нет толку спасать честь, коли давно её потерял, а надо спасать задницу.
— Говори за себя, предатель, — сказал я равнодушно, — тебе ведь не больно от того, что Норгард падёт, не так ли?
— Это размен. Как в игре в тэфли.
Меня потрясло то мертвенное спокойствие, с которым он вынес этот приговор. Воистину — Медный Судья…
* * *
Потом был тинг.
Встревоженный народ шумел, занимая места на поле. Никто ещё не знал, что близится гибель. Никто, кроме Свена Свенсона. Староста же был невозмутим и бесстрастен.
Эльри не объявился.
— Этот вот человек, вы все его знаете, — сказал альдерман, указав на Корда, — принёс мне сегодня весть, которая не показалась мне хорошей. Это дело касается всех нас, а решение надо принимать быстро. Так что прошу вас, не шумите, и пусть он скажет, а ты будь по возможности краток, друид.
Корд'аэн начал речь. Он говорил громко, кратко и страшно. И люди молчали, поражённые. А когда он смолк, несколько мгновений тишина звенела над тингвеллиром, и я слышал, как смерть точит свои длинные ножи.
А потом тинг взорвался спорами, возгласами гнева, причитаниями, ворчанием и плачем. Люди не могли поверить, что это могло случиться на их веку. Они не понимали, чем заслужили это. Кто-то от большого ума даже предложил принести человеческую жертву Старому Балину, но когда ему сказали, сам-то пойдёшь, жертва ведь нужна добровольная, — он предложил срубить дуб, что, мол, плохо защищал. Это никому не понравилось, и ему заткнули рот.
Потом кто-то вспомнил, что войну всегда предвещает Багровый всадник. А его на сей раз никто не видел.
— Я видел, — возразил Ловар Ловарсон. — Третьего дня Багровый всадник пронёсся по дороге с юга на север, трубил в медный рог, и трава у дороги обуглилась от жара конских копыт. Идите гляньте, коль мне не верите.
Но все поверили, потому как Ловар был безумцем, а безумцы никогда не лгут в таких вещах. И люди снова принялись причитать.
Альдерман встал на щит, и хирдманы подняли его над толпой. Он затрубил в рог. Народ приутих.
— Бабским воем делу не помочь, — сказал Свен. — Пусть каждый, кому есть что сказать, скажет кратко и по делу, как наш достойный друид. У нас есть два решения: уйти либо остаться и дать бой. Что скажете, добрые люди?
Слово взял Этер трактирщик.
— Надо уходить, — сказал он, — хоть и жаль оставлять дома и хозяйство. Не думаю, впрочем, что цверги позарятся на наши стафбуры. Всё ценное можно закопать. Они ведь тупые и не додумаются обыскать тайники. Да и осесть тут не осядут. Верно, друид?
Корд кивнул.
— А я говорю: надо остаться и дать бой! — воскликнул Эрп сын Эрки, старый мясник. — Или мы не потомки Нори Башмака и Ори Секиры, Улли Охотника и Вира Отважного? Разве не случалось нашим предкам биться с ублюдками, которые того не стоят, чтоб земля их носила?!
— Да что предки, — поддержал Транд Кузнец. — Разве мы сами не прогнали банду грэтхенов? Что скажешь, альдерман? Где твои дружки? Очень бы они нам пригодились! В кладовой борга хватит оружия и броней на всех!
— И я скажу: биться, не мириться, — кивнул Вали сын Кали, о котором говорили, что он отъявленный драчун, — биться не на жизнь, а на смерть!
— Можно сразиться, — сказал Альвар Старый, — только женщин и детей из города убрать как можно дальше.
— Ещё чего! — воскликнула веснушчатая Вигдис, дочь Транда. — Я не хуже многих обращаюсь с самострелом!
На это люди рассмеялись, ибо Вигдис застрелила грэтхена, когда те убегали, и очень гордилась этим. Только Эльва Старая Дева не засмеялась, а сказала:
— Ты бы помолчала, девица. Надо уходить. Что толку, если все погибнут, а цвергов и так уничтожат?
— Тебе легко говорить! — сказали ей. — Ты тут чужая, и усадьбу тебе продали, и ты не влила своей крови в землю!
— Кровь никого не вернула к жизни, — сказала Эльва тихо, но её слова запомнили.
— А ты что скажешь, Фундин Фундинсон? — обратился староста к пасечнику. — О тебе говорят, что велика твоя мудрость!
— Пчёлы, как ведомо, защищают улей, когда к ним лезет медведь, — сказал Фундин, — да только мы не пчёлы. У пчёл есть Мать.
Больше он ничего не сказал.
— Лучше уйти, — сказал Сидри Плотник, — хоть я бы и остался, переведаться парой ударов с выродками, но коль их слишком много, то ничего не поделать. Мне умирать за просто так неохота.
— Никому неохота, — поддержал Борин Хакарсон, — кому охота, пусть останутся и умрут.
— Нет, — покачал головой Свен, — идти, так всем.
— Надобно поступить, как велит рассудок, — неторопливо молвил Ёкуль, — а рассудок велит не подвергаться опасности, коль есть возможность её избежать. Быть может, не скажут, что это поступок героя, но чего стоит геройство, оплаченное слезами близких? Предки наши сражались храбро, ибо не имели выбора. У нас выбор есть, так давайте используем его мудро.
— Ты, Ёкуль, всегда был заячьей жопой, — плюнул в песок Вали сын Кали.
— Быть может, — пожал плечами Ёкуль, — но лучше быть живой заячьей жопой, чем мёртвой волчьей.
И многие сказали, что Ёкуль рассудил верно.
— Уходить надо, — произнесла Трюд, вдова Нидуда Осинника, — Этер прав, всё ценное можно спрятать. А жизни не спрячешь. Никто не станет попрекать вас трусами, норинги, коль вы сбережёте жизни для своих детей!
Тут люди стали шуметь, и одни были за то, чтобы остаться, а другие — чтобы бежать. Но большинство ещё не решилось. Тогда Свен сказал:
— Хэй, Грам Гримсон, ты сведущий в военных делах, рассуди, как лучше поступить? Можно ли отбить цвергов?
