Его преследовали воспоминания о доме. Запахи и звуки уютного старого особняка на Роуз-Ридж-лейн сопровождали его все время путешествия по лесам Северного Мэна. Поблескивая на солнце, тающий снег стекал с голых ветвей и сосновых иголок, а Оливер вспоминал, как обычно проводили декабрь обитатели дома возле океанского утеса, в Киттеридже. Мысленно он снова и снова возвращался в мамин салон, где сидел перед тем, как началась метель и появился зимний человек. Перед глазами сверкали рождественские огоньки, проплывали размытые, как на старинных коричневатых фотографиях, воспоминания о матери.
Как вышло, что эти воспоминания стали для него более важными, существенными и осязаемыми, нежели события последних двух дней? Тем не менее это случилось. Мир по ту сторону Завесы занял свое место в сознании Оливера, он принял его реальность. Несомненно, этот мир был фантастическим, но все, что он пережил там, нисколько не походило на сон. Он ощущал твердость земли под ногами, пробовал на ощупь все тамошние вещи: кору деревьев, песок в Песочном замке… И ветки царапали ему лицо, когда он шел сквозь лес.
Теперь он очутился в своем собственном мире. Реальном мире. Но и здесь по-прежнему оставался мишенью, добычей, словно сам являлся Приграничным и поэтому знал, что промедление увеличивает опасность. Оливеру не оставалось ничего другого, как идти вперед. Сожаление, страстное желание остаться в знакомом мире, который он знал и понимал, было острым и глубоким. И хотя Оливер наслаждался своей встречей с невероятным и сверхъестественным, вернувшись в знакомый мир, он начал колебаться.
Кроме того, теперь и этот мир стал каким-то нереальным. Оливеру чудилось, что все события вчерашнего вечера — с катком и железнодорожной станцией, убийством девочки и их побегом, а вернее, полетом от полиции — произошли с кем-то другим. Одно дело — пересечь Завесу и увидеть тамошние чудеса и совсем другое — брести декабрьским утром по северному лесу в компании экзотической женщины-оборотня и Джека Фроста.
Поэтому он так цеплялся за воспоминания о родном городке и доме, в котором вырос. Как бы далеко он ни был сейчас, они оставались последним оплотом реальности. И Оливер нуждался в них.
Чем дольше они шли, тем нереальнее казалось все вокруг. Недавний снегопад сделал лес поистине первозданным, а небо окрасил в чистейший голубой цвет. Краски были такими насыщенными, а воздух — таким чистым, что Оливеру подумалось: это и есть мир волшебства и мифов, и на деле между миром, который он знает, и тем, что скрывается за Завесой, не столь уж большая разница. Будто можно оказаться на другой стороне, просто скосив глаза или зайдя под особым углом за какое-нибудь старое дерево.
Он устал. Но остановиться его заставила отнюдь не боль в ногах. Кицунэ ушла довольно далеко вперед, так что он видел лишь ее силуэт, припавший к снегу, да отблеск солнца на ярком, красновато-рыжем мехе. В этот момент он не мог бы с точностью утверждать, в какой из своих ипостасей она находится — лисы или женщины, — но понимал, что это не имеет никакого значения.
Бледно-голубые глаза зимнего человека все утро казались ему ничего не выражающими. Но теперь Фрост, видимо, почувствовал, что Оливер не просто устал. Он склонил голову и внимательно посмотрел на своего друга. Сосульки волос, свесившись набок, сыграли странную декабрьскую мелодию.
«На своего друга. Друг. Какое странное слово. Не знаю, действительно ли мы с Фростом — друзья, — подумал Оливер. — Быть может, лишь долг чести удерживает зимнего человека на моей стороне?»
Он предпочел не искать ответа на этот вопрос.
— Как ты? — спросил Фрост.
Бросив парку на снег, Оливер прислонился к ближайшему дереву и уперся затылком в шершавую кору. Вопрос был весьма общим, а количество возможных ответов — бесконечным. Но он знал, что Фрост спрашивает не просто о самочувствии.
— Наверное, скоро мне понадобится более длительный привал, — сознался он, потирая ладонями поросль на щеках: это помогало ему отрешиться от грез и вернуться к реальности.
— Безопаснее пройти сквозь Завесу сейчас, — ответствовал зимний человек. — На той стороне теплее. Охотники уже наверняка добрались до городка, в который мы заходили вчера вечером. Скоро они будут здесь. Если Сокольничий среди них, им не составит труда нас выследить. И если нам придется сделать более-менее длительный привал, пусть уж лучше это произойдет по ту сторону Завесы.
Когда солнечный свет падал на него под особым углом, Фрост становился почти прозрачным. Оливер с трудом оторвал взгляд от этой красоты.
— Звучит логично, — произнес он, но мысли витали где-то далеко.
Нахмурившись, он взъерошил волосы, сжал ладонями виски. Память настойчиво возвращала его к тому катку, где была убита девочка. Перед глазами плясала желтая полицейская лента, отсекавшая каток от остального парка.
— Что тебя беспокоит, Оливер?
Он глянул на Фроста:
— Сейчас?
Зимний человек кивнул.
— Песочный человек. — Оливер испытующе посмотрел на спутника. — Он где-то здесь. Вчера вечером он убил маленькую девочку. И полицейские не узнают, кто это сделал. Не смогут узнать. Они даже не представляют, с кем имеют дело.
Фрост глубоко втянул воздух, выдохнул струйку холодного тумана.
— Понимаю. Тебе кажется, что ты каким-то образом отвечаешь за все это, потому что знаешь, кто убийца. Чувствуешь себя обязанным остаться. Помочь.
— Что-то в этом роде.
— Но ты прекрасно понимаешь, что полиция ничему не поверит. А встанешь на пути Песочного человека — он просто вырвет тебе глаза. Охотники и без того ищут тебя, ты же знаешь.
Оливер снова стукнулся головой об дерево.
— Да. Но мне кажется, что это неправильно. Речь идет о детях. Будут еще жертвы.
— Возможно, — согласился Фрост, глядя на него ясными, безжалостными голубыми глазами. — Но почему ты думаешь, что Песочный человек останется в этом мире? Он очень долго находился в плену. И теперь предсказать его действия невозможно. Даже если он действительно останется по эту сторону Завесы, то вряд ли задержится в этом районе. Будь мы свободны, я отправился бы искать его вместе с тобой. Может, так и случится, потом. Но сейчас нам надо направить все силы на то, чтобы отвести дамоклов меч, висящий над нашими головами.
Оливер не знал, о каком мече идет речь, но понял, что хотел сказать Фрост. Он не слишком охотно кивнул:
— Ясно. Я не питал иллюзий насчет того, что у нас есть хоть какой-то выбор. Но от этого не легче.
Они замолчали, и лишь звуки капели нарушали тишину. Оливер изо всех сил старался не думать о том, как им удастся найти профессора Кёнига и жив ли еще старик, а еще о том, сможет ли профессор помочь ему, если они все-таки его найдут. Позволь он себе размышлять об этом, неизбежно начал бы задаваться удручающими вопросами, а впасть в удрученное состояние было сейчас крайне опасно.
