— Давай, покажи нам свой талант!
Солнце стояло высоко в небе, точно над головами. Высокая трава доходила почти до колен. А впереди возвышалось широкое старое дерево. Такое сухое и чёрное, что его мрачности позавидовали бы и падальщики. Ветки, как растопыренные хищные пальцы, торчали в разные стороны. Идите ко мне, засните у моих скрюченных корней. Посмотрите, какое я старое и мёртвое.
Ещё два его побратима росли чуть поодаль, менее широкие, зато такие же мрачные.
Лант прицелился. Он хорошо видел вырезанную цель. Это был круг, в нём ещё несколько мелких кружочков: каждое последующее меньше предыдущего. Трескотня в траве сжалась в один смутный звук. В двадцати шагах от них на небольшом гладком камне грелась зелёная королевская ящерица.
Стрела со свистом полетела вперёд, рассекая нагревшийся летний воздух.
Он попал в цель, но попал и Лютам. Тогда они отошли ещё на тридцать шагов, и всё повторилось точь-в-точь. Раз за разом расстояние увеличивалось, но каждый раз и Лютам, и Лант попадали в самый центр.
Вот уже и кругов не было видно, однако Лант хорошо видел цель своим внутренним взором. На этот раз стрелу первым выпустил охотник, взвившись, она попала в третий от центра круг. Стрела Ланта угодила в самый центр. Акнер, как всегда, поспешил вернуть стрелы.
— В самое яблочко! — Ещё издалека закричал восхищённый Акнер. — Попал в самое яблочко! — И побежал к Ланту быстрее стрел, которые держал в руках.
Достигнув цели, охотник похлопал Ланта по плечу:
— Молодец, провались я на месте, если не молодец!
Лант опустил руки. Лицо его не выражало ни малейшего удовольствия. Но в то же время свойственная ему решительность читалась в каждом движении.
— Когда все охотники перепробовали победить его, Старый Лис прервал своё молчание и сам взял лук. Ещё тридцать шагов назад. Лис выстрелил. Все, за исключением Мэроу и Ланта напряжённо следили, как летит стрела, как приближается к корявому чёрному дереву. Затем выпустил стрелу и Лант.
Когда Акнер вернулся оказалось, что стрел он с собой не захватил.
— Одна другую рассекла. Идите, посмотрите.
Когда вокруг дерева восемь человек стали полукругом, всем было видно, что стрела Ланта разрезала пополам стрелу Седого Лиса.
— Повторить! Повторить надо! — Не удержавшись, воскликнул Острый Клык, досадливо замахав руками. Видно было, мысль о том, что один из этих юнцов сравнялся в мастерстве самым выдающимся охотником в их землях, претила ему. — Давайте, братцы. Ещё один раз, отойдите ещё на тридцать шагов.
— Это ни к чему, — кивнул Седой Лис. — Вижу, сколько тут не отходи, а равными так и остаться. — В голосе старика зазвучала неприкрытая гордость. — Хорошо, что довелось мне на своём веку понять, что поколение славных охотников и в грядущих днях не выродится. — Он заговорил с уверенностью, так медленно, что Острый Клык предпочёл отойти в сторону и не слушать. — Славно, славно. Я твоё лицо теперь помнить буду, но если кто спросит, ничего не скажу. Быть тебе охотником, выдающимся охотником. Великим. Приходи ко мне, когда находишься, мы тебя примем. Станешь одним из нас.
— Боюсь, нам больше не доведётся свидеться, — Лант по очереди пожал руки охотников, кивнул Острому Клыку. Мэроу уже ждал его в стороне, с его мечём, чья белая рукоять отчётливо выделялась на тёмной одежде друга.
— За тебя я бы поручился, — на прощанье, тихо добавил Седой Лис.
Кивнув в ответ, Лант было развернулся, однако старик произнёс ещё кое-что, что заставило задержаться на месте.
— А за него я бы не поручился. — Хмуро выговорил старик. — Глаза у него недобрые. Закрытый он.
— Я так не думаю, — не менее сурово ответил Лант вмиг похолодевшим голосом и пошёл к Мэроу, более не оборачиваясь. В то время как охотники двинулись своим путём, а они — своим.
— Что он тебе сказал? — поинтересовался Мэроу когда они проходили мимо ящерицы на камне.
— Попрощался, — коротко ответил Лант.
— А если честно? — Мэроу невольно поднял брови. Ящерица, ощутив приближение людей, мигом юркнула с тёплого насиженного место и в траву. Яркая зелёная чешуя блеснула в лучах солнца.
— Ты ему не понравился, — нехотя признался Лант.
— То же мне новость, — Мэроу криво усмехнулся.
После чего оба засмеялись. И смеялись долго, громко, не беспокоясь, что их услышат. Впереди ещё предстоял день пути до деревни Щучий Ручей.
— Мэроу, — негромко начал Лант, когда смог подавить смех. — Идём в Элам?
— Самый ближайший город. Куда же ещё? Долго, конечно, но куда нам ещё идти?
— Куда глаза глядят, — невесело заметил Лант.
— Это точно.
— Затеряться и, возможно, узнать, понять. Но без припасов в лес соваться всё же не стоит. Так что для начала Ручей… Щучий? Щучий. Если бы ещё знать, как можно заработать. Если как в прошлый раз…
— На месте и разберёмся. Представляю картину: два оборванца на площади танцуют и поют за еду. Вид у нас с тобой далеко не благородный. Но и не опасный. В этом наше преимущество. — В подтверждение своих слов Мэроу изобразил немощь во всём теле, что получилось у него довольно убедительно. — Зверей я убивать тоже не собираюсь. Значит, танцы.
— Ты это серьёзно?
— Посмотрим, Лант. — Теперь Мэроу не выглядел таким уверенным. На лице ясно отражалась тень беспокойства, в то время как он периодически хмурился. Вся скованность, овладевшая им при охотниках, улетучилась, не оставив и следа. — Как же это странно, правда, здесь, сейчас. Мы идём туда, где никогда не были и может после никогда не будем. Увидим людей, о жизни которых понятия не имели. А ещё дальше будет другой лес. Не наш, не такой. За ним река. А после — Элам. И снова новое, и так будет каждый раз. Здесь даже ветер пахнет иначе. Мы больше не в долине.
— Мне кажется, я только сейчас начинаю вполне понимать это.
— Я понял это как только мы вышли из ущелья. — Мэроу, как всегда, шёл быстро. А в груди тем временем сердце билось ещё быстрее.
Привал сделали ближе к вечеру, когда небо ещё оставалось ясным, но краски уже начали блекнуть, а степь успокаиваться. Трава вновь стала ниже и жёстче. Пока Лант разбирался с костерком, Мэроу прошёл вперёд, где начиналась вершина первого встреченного им холма. А внизу простирались и другие холмы, один другого меньше чем ближе к горизонту. Там, далеко, небо было светлее, там оно ещё сохранило голубизну, но уже выдавалось прохладным.
Поднимался жёсткий ветер, набиравший силу с каждым мгновением. Ветер донёс запах дыма, значит, костёр уже горит. Мэроу побежал вниз по склону, расставив руки, а когда добежал вниз повернулся спиной к ветру — как в давно не вспоминаемой им детской игре — и стал что-то выкрикивать, бестолково шатаясь туда-сюда, точно уносимый ветром в разные стороны. То он выгибал спину, то поднимал руки, то вновь расставлял их. То изображал видимое усилие сопротивляться сильным воздушным порывам, то согласно следовал им. И продолжал, продолжал выкрикивать:
