Все эти мысли не мешали ему работать. Легковушка была во вполне приличном состоянии, во всяком случае, ходовая часть, а в эту электронику тихушную он лезть не стал — себе дороже. Если Венну там что надо, то пусть скажет. Или сам делает.
Закончив легковушку, Гаор покосился на гоночную и, решив оставить её на завтра, подошёл к старому мотоциклу. С мотоциклами он имел дело гораздо меньше. Ну, в училище, понятное дело, там к тому же многие с офицерского отделения, кто побогаче, на втором-третьем курсах обзаводились мотоциклами и держали их в училищном гараже. Начальство не препятствовало. И чтобы с ними возился кто другой, тоже. А ему приработок, вернее, тогда просто заработок. Денег у него никогда не было, изредка их не хватало. Но тогда из него родный тятька, кровный отец сорок пять процентов не выдирал, не трогал его карманных, так что на мотоциклах он поездил за свой счёт, вернее, труд. Когда у офицерят, будущих его командиров, не было денег, он охотно брал натурой: пайком, сладким от обеда, сигаретами и даже возможностью погонять по училищному автодрому. А на фронте… на фронте так, только пару раз пришлось. Да ещё как-то наткнулись на аггрский, разбитый и полусгоревший мотоцикл. Он немного повозился с ним, но не справился, плюнул, отвинтил и оторвал всё, что могло как-то пригодиться, и бросил. Лучшим приобретением было зеркальце заднего обзора. Почему-то никто не позарился. А он потом сменял фиговину на полную офицерскую норму водки, уж очень хотелось лейтенанту похвастать "боевым трофеем", а он смог напиться, что тоже было весьма неплохо. И все остались довольны. Кроме того бедолаги в аггрской форме, чьи останки валялись рядом с мотоциклом.
Под эти мысли и воспоминания он проверил и немного подрегулировал мотоцикл, и как раз в гараж заявилась Нисса:
— Або, всё убери, закрой гараж и иди в кухню. Тебе дадут поесть. И свет не забудь выключить.
— Да, госпожа Нисса, — ответил он.
Гаор надеялся, что девчонка, услышав положенную форму повиновения, умотает, но она осталась и, стоя в дверях, смотрела, как он убирает инструменты, обтирает руки, снимает и вешает комбинезон, моется… "Ей что тут, цирк с кино?" — сердито думал Гаор, оттирая руки. Ох, и врезал бы я тебе, не будь ты… а так, рабу любой свободный — господин.
— Долго возишься, — строго сказала она ему, когда он, отмыв и вытерев руки, остановился перед ней.
Она ещё немного постояла перед ним, загораживая выход, и, наконец, нехотя повернулась и убежала. Гаор беззвучно выругался ей вслед, вышел и задвинул двери.
Было уже совсем темно, снег не голубой, а синий, чёрное небо и крупные низкие звёзды. Гаор медленно — всё-таки устал — побрёл через двор к светящемуся жёлтым огнём кухонному окну.
В кухне его ждала тарелка с картошкой и фаршем и кружка с чаем. И ещё тарелка с двумя намазанными маслом ломтями хлеба.
— Садись и ешь, — кивнула ему с улыбкой Ларга.
— Спасибо, госпожа Ларга.
Он надеялся, что, как и в обед, останется один, но Ларга продолжала возиться у плиты и холодильника, и, разумеется, осталась Нисса. Та впрямую глазела на него, будто… будто в жизни не видела, как едят. Или что? Думала, он будет руками есть и языком тарелки вылизывать? Бывало в его жизни, конечно, и такое. В отстойнике. Или на фронте, скажем, так здесь же не то и не другое. Поэтому ел он аккуратно, но без удовольствия. Хотя всё было опять вкусно и сытно. Поев, он достал из нагрудного кармана рубашки сигареты и закурил.
— А посуду мыть? — ехидно спросила Нисса. — Забыл, Або?
Гаор покосился на неё сквозь дым и ответил:
— Покурю и помою, госпожа Нисса.
— Нисса, ты уроки все сделала? — строго спросила Ларга.
— Ну, тётя…
— Иди к себе и закончи уроки.
— Тётя, ну, зачем мне эта физика?!
— Нисса, ты знаешь…
— Знаю-знаю, — и Нисса заговорила, явно кого-то передразнивая. — В наше время, чтобы сделать приличную партию, девушке нужно образование. Жена должна быть подругой и соратником своего мужа… — и уже своим голосом. — Тётя, неужели вы в это верите?
— Во что я верю — не твоё дело, но ты должна получить гимназический аттестат.
— Тётя, ну зачем он мне?! Я же в университет не пойду! — она фыркнула. — Там одни глисты учёные, а я…
— А ты сейчас пойдёшь и сделаешь все уроки, — твёрдо закончила разговор Ларга.
Гаор бездумно курил. Их перепалка была далёкой и совсем неслышной, даже непонятной для него: так он устал. Докурив, он привычно растёр окурок пальцами в пыль, уронив её в тарелку из-под хлеба — оттуда вымоется легче — собрал посуду и встал. Закатал рукава рубашки и понёс стопку тарелок и кружку к мойке.
— Або, — вдруг спросила Нисса, — а ты физику знаешь?
— Знаю, госпожа Нисса, — равнодушно ответил Гаор, расставляя вымытые тарелки и кружку на сушке.
— Да?! А почему по потолку не ходят, ты знаешь? — ехидно поинтересовалась Нисса.
— Нисса, — строго сказала Ларга.
— Ну, тётя, ну пусть ответит. Он же вприглядку выучен, тыр-пыр, руками что-то может, а голова ни при чём, — Нисса опять кого-то передразнивала. — Ну, так как, Або? Почему?
Гаор обернулся к ним. Увидел ехидную насмешку Ниссы, и нестрогую, но тоже… насмешку Ларги, вздохнул, что опять нарывается, и ответил:
— Потому что два тела притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной произведению их масс и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними, госпожа Нисса.
Нисса застыла, приоткрыв рот, потом густо, почти до слёз, покраснела и стремительно выбежала из кухни. И Гаор почувствовал полное удовлетворение. Тем более что Ларга рассмеялась, так что бить его за дерзость не будут. А теперь что? Отпустят его спать, или ещё какую работу дадут?
Отсмеявшись, Ларга стала распоряжаться:
— Вымоешься на ночь, вымой за собой и душ, и уборную.
— Да, госпожа Ларга.
— Голым не ходи, обязательно одевайся.
— Да, госпожа Ларга.
— Запирать я тебя не буду, но тебе можно ходить только в холле. И в кухню, если захочешь попить или курить.
— Да, госпожа Ларга.
— Больше ничего в кухне не трогай.
— Да, госпожа Ларга.
— Во двор выходить тоже нельзя.
— Да, госпожа Ларга.
— Свет в холле выключишь сам.
— Да, госпожа Ларга.
Его послушание вполне удовлетворило её. Она кивнула и с улыбкой… пожелала ему спокойной ночи.
— Спокойной ночи, госпожа Ларга, — ошалело ответил Гаор.
Такого с ним за все годы его рабской жизни не было. Ларга ушла, и он остался один в пустой, чисто убранной кухне.
Стоя посреди кухни, он прислушался. Да, шаги по лестнице в холле. Наверху стукнула дверь. Он… один? Да, выходит так. Ну, что ж. Кухню тебе убирать не велели, так что делать тебе здесь нечего. Гаси свет и шагом марш… к себе.
