— Ты ведь… — заплетающимся языком сказал Виктор, — соврал… что можешь… вернуть Викторию?
— Да, — не стал отрицать очевидное я.
— Не надо… было… тебе… верить.
— Верно, — снова согласился я. — Это твоя ошибка.
— Нет… — Виктор приподнялся на локте. — Это… мой выбор…. Теперь я… могу отдохнуть…. Но тебе… тебе придется жить дальше…
Вампир упал на пол и его глаза закрылись. Через пару секунд перестала вздыматься его грудь, в попытках вздохнуть.
Виктор фон Браун умер.
Я встал на ноги и повернулся к своей команде, которая, конечно, не слышала нашего личного разговора.
— Мы здесь закончили, — равнодушно сказал я. — Уходим.
Когда мы вернулись домой, я сразу же направился в свой кабинет. Настроение было таким, что хотелось побыть в одиночестве. Дверь я, разумеется, за собой надежно закрыл и ко всему прочему наложил на стены полог тишины. Не хочу, чтобы кто-нибудь видел или слышал то, что я собираюсь сделать.
В кабинете был только Александр, но насчет него я не волновался — уж он-то точно никому ничего не расскажет. В настоящее время беркут был занят тем, что с аппетитом уплетал какого-то зверька, прямо на подоконнике, не обращая на меня внимания.
Усевшись за стол, я позвал Бэри щелчком пальцев и приказал ему принести водки. Обычной русской водки.
Потом же я впервые в жизни стал напиваться. Водка с непривычки сильно обжигала горло, но я терпел и продолжал пить. Говорят, алкоголь в больших количествах помогает забыться. Через пару часов и две бутылки я понял — вранье. Ни черта он не помогает. Делает лишь хуже. Хотя, может это я такой устойчивый?
Почему я напивался? Нет, не потому, что мне было хреново из-за фактически предательства того, с кем я через многое прошел. Мне было просто наплевать на Виктора. И это — главная причина моего нынешнего состояния. По всем законам жанра мне должно было быть стыдно, совестливо, больно, жалко вампира. Но всего этого не было. Был лишь холод и равнодушие и к его судьбе, и к судьбе всех кто меня окружал.
Я попробовал представить, что мне пришлось убить Киру, Диму, Джима и Тома. Получилось проще некуда. И ЭТО ненормально.
— Кем же я стал? — тихо спросил я сам себя.
«А что тебе не нравится? Ты тот, кто есть. Темный маг».
— Я вовсе не хотел быть равнодушной машиной для убийства, — налил новую стопку и тут же опрокинул ее в рот. — Даже Волдеморт таким не был, уж я-то знаю.
«МЫ знаем».
«Цена за силу и могущество, подумаешь. Виктор сам был виноват. Кто просил его идти к этим сумасшедшим? А страдать из-за сестры?»
— Он меня спас.
«У нас все было под контролем — он не играл большой роли».
— Но он же об этом не знал. Пожертвовал собой ради меня…
«Нет!»
«Он пожертвовал собой потому, что поверил тебе насчет воскрешения его сестры. Иначе он бы и пальцем не дернул, чтобы помочь».
— А может… это я не стал бы ему помогать без своей выгоды, а?
Александр давно прекратил свою трапезу и теперь внимательно следил за мной.
— Ну чего молчите? Нечего сказать?
Вашу мать, я превратился в какое-то чудовище…. А ведь раньше я таким не был. Ради чего я вообще делаю то, что делаю?!
— Чтобы спасти человечество, — ответил сам себе. — И магию. Ради других.
«Ложь. Ты все делаешь только ради себя».
— Неужели?
«Конечно. Тобой движет алчность — тебе всегда и всего мало. Ты хотел больше Силы и Знания. Ты их получил, но тебе все мало! Теперь ты хочешь власти. И эту свою жадность ты никогда не сможешь утолить».
— И это хорошо. Без своей «алчности» кем бы я был? Обычным магом, как тысячи других! Застывших на месте, не желающих идти вперед и развиваться. Тупые овцы, всего лишь корм для будущего — не более. Благодаря этому моему «пороку» будет спасена жизнь от полного и тотального уничтожения. Что же в этом плохого?
«Тобой движет гордыня. Ты ведь не хочешь пропасть в забвении веков? Нет, ты хочешь оставить свой след в истории. А что про тебя будут говорить, тебе ведь не важно, так? Будут тебя называть монстром или спасителем — не это главное. Главное, что будут помнить, верно?»
«Тобой движет ненависть. Ты ненавидишь этот мир и большинство из тех, кто его населяет. Если не всех. И больше всего на свете, ты жаждешь уничтожить все то, что тебе ненавистно».
«Тобой движет страх. Конечно, внешне ты бесстрашный, но самого себя тебе не обмануть. Ты боишься стать слабым, боишься кануть в Лету. Боишься снова стать беспомощным ребенком. В тебе страха ничуть не меньше, чем в Волдеморте».
«И тебе наплевать, сколько человек погибнет при достижении твоих целей. Сотня, миллион, миллиард — все это для тебя лишь цифры, не так ли? Ты без сомнения пожертвуешь кем угодно в угоду своим порокам».
«Кем угодно. Кирой, которая столько лет преданно следовала за тобой. Дмитрием, который без сомнений отдал бы за тебя жизнь. Джимом, твоим первым учителем и другом. Владимиром, который души в тебе не чает. И, наконец, Томом, который всерьез считает тебя своим отцом. Ты сам, собственными руками, принесешь их всех в жертву, если потребуется».
«Ты пройдешь по головам к своей цели. К своему высшему благу. Совсем, как Гриндевальд».
«Совсем, как Волдеморт».
«И как… Дамблдор».
«Ты получаешь удовольствие от смерти и уничтожения. Ты можешь только разрушать, но не создавать».
— Я собираюсь построить государство! Это что, не созидание?!
«Только собираешься. Но ты этого еще не сделал».
«И сможешь ли? Умеешь же ты только разрушать».
«Признай — ты очередное чудовище, в шкуре человека. Ты не был таким, ты СТАЛ таким, по собственной воле. День, за днем выжигая из себя все человеческое. И только теперь увидел свое истинное лицо».
«Жалкое зрелище».
«Признай это. Хотя бы перед самим собой».
Я… чудовище?
— Да плевать! — закричал я, вскакивая из кресла и запуская пустую бутылку в стену.
Бутылка разлетелась вдребезги. Хорошо, что я поставил полог тишины.
— Может я и порочен, может я и монстр. Но я не собираюсь жалеть о содеянном! Я выбрал свой путь давным-давно, и не буду сворачивать с него из-за каких-то существующих только в моей голове моралистов! Я пройду его до конца, и плевать каким он будет. Никаких отступлений, компромиссов и сожалений.
Я устало повалился в кресло. Эта вспышка ярости, казалось, выпила из меня все силы.
— Все что мне остается, — уже спокойным голосом продолжил я, — это идти дальше. Свернуть сейчас… я уже не могу.
«Тогда соберись».
«И перестань пытаться утопить свою фантомную боль в этой отраве».
Вот тут вы правы…
А навещу-ка я Кощея…
«Зачем?»
Затем, что я так хочу. Да и давно было нужно с ним поговорить. Может, он согласится прервать свое отшельничество и присоединится ко мне? Это было бы неплохим подспорьем в будущей войне.
