– Протестую! Я тут ни при чем! Я только передал то, о чем меня просили! – крикнул он.
– Кто просил? – спросила Ирка гневно. Копье она, однако, опустила. Тухломон с облегчением вытер со лба липкий пот.
– Мой хозяин. Он бросает вам вызов, валькирия. Один из вас должен умереть!
– Прекрасно! Тогда не будем откладывать! Кто твой хозяин? – спросила Ирка.
Тухломон, крайне довольный, ехидно скуксился.
– О, предупреждаю, у вас опасный противник! Юноша, получивший все силы, всю мощь повелителя мрака!
Сердце у Ирки упало с огромной высоты и не разбилось потому лишь, что у пропасти не было дна.
– Мефодий? – спросила она.
– Именно-с. Его мерзость Мефодий Буслаев! А что, госпожа валькирия о нем уже слышали? Где, если не секрет? – кривляясь, закончил Тухломон.
Ирка не ответила. Физиономия у гадика стала задумчивой. Он ничего не разнюхал еще, но что-то явно подозревал. Не решаясь узнать в лоб, он рыскал вокруг и около. Ирка ничего не замечала. У нее было чувство, что она идет по тесному ущелью, а ее Догоняет огромная волна, от которой нет спасения. Только что она получила пощечину. И не важно, что Нанесена она была пластилиновой рукой. От этого оскорбление было втрое тяжелее.
– Протухломон! Или как там тебя! – сказала как можно спокойнее.
– Да-с! Весь к вашим услугам! – заерзал комиссионер.
– Посмотри мне в глаза и предупреди мое желание!
Тухломон заглянул ей в глаза и тотчас сгинул с коротким возгласом. У него хватило ума, чтобы понять: еще три секунды – и его не спасет даже то, что он пластилиновый.
После исчезновения посланца Ирка долго смотрела в пустоту. Время для нее остановилось. Щека горела от пощечины, которую передали ей от того, кого, как ей казалось, она любила и кто значил для нее так много. Надо было ненавидеть его и убить, а она не могла.
Кто-то коснулся ее руки. Она повернула голову. Рядом с ней стоял Антигон и протягивал ей абордажную саблю самого зловещего вида.
– Что это? Зачем? – спросила Ирка. Домовой кикимор очень удивился.
– Как зачем? Разве зверская хозяйка не будет убивать. Мефодия Буслаева прямо сейчас? Кромсать! Рубить в капусту! Мерзкий монстр будет вам помогать! Вдруг он выбьет у вас копье? Тогда этим тесаком вы его чик-чик! Это очень хороший тесачок! Если, к примеру, на него подуть... – Антигон усердно подул. – Смотрите, хозяйка, он стал маленький, как заколка! Можно спрятать его за ухом или в волосах... А можно иначе. Подуть, подбросить, подумать о Буслаеве – и тогда тесачок полетит, как пакостная пчелка и... чюк... вонзится ему прямо в сердце.
Ирка посмотрела на абордажную саблю. Ее зазубрины непрерывно скользили по лезвию, как зубцы бензопилы.
– И это артефакт света? Ты ничего не перепутал? – усомнилась она.
Уклонившись от прямого ответа, Антигон сделал застенчивое движение плечиком.
– Ну что, тошнотская хозяйка, расправимся с Буслаевым прямо сейчас, а? Война объявлена, так чего тянуть? – спросил кикимор нетерпеливо.
Ирка взяла саблю и, повертев, брезгливо отбросила. Она не сумеет поднять руку на того, кто ей дорог. Буслаев представления не имеет, что валькирия – это она, Ирка. И никогда не узнает в валькирии свою подругу с инвалидного кресла. Таковы древние чары. И сказать ему Ирка не сможет. Никогда. Иначе тайна защитит сама себя.
В сущности, все, что ей нужно сделать для победы, – внезапно появиться перед Мефом и, пока он не выхватил меч, лениво сказать: «Привет! Узнал? Я – Ирка!» – и всё. Не нужно будет никакого копья и абордажной сабли. В следующее мгновение файл по имени «Мефодий Буслаев» будет стерт без сохранения резервной копии.
– Я не убью тебя, Буслаев! Живи, если сможешь. Но и этой пощечины тебе тоже не прощу. Отныне тебя для меня не существует, – сказала Ирка, даже не замечая, что произносит это вслух.
Антигон разочарованно замигал заплывшими глазками. Вид у него сразу стал оскорбленный и грустный, как у пса, которому показали кусок сырого ^яса, дали обнюхать, а затем вдруг взяли да и спряди в холодильник.
Спорить Антигон не стал. Интуиция подсказывала, что хозяйка не уступит. Однако негодование его было слишком велико. Он отбежал за деревья и там принялся рвать на себе волосы с тем сосредоточенным усердием, словно готовился набивать подушку.
– Валькирия-одиночка отказалась убить будущего повелителя мрака! Когда двенадцать валькирий узнают, они рассвирепеют. Они решат, что она испугалась. Ничего не спасет молодую валькирию!
Внезапно домовой кикимор перестал метаться и застыл.
– Если не решается хозяйка, решится ее раб! И пусть кошмарного монстра потом бьют и пытают! Он согласен будет добровольно принять смерть! Хоть в микроволновку, хоть в кофемолку! – сказал он с жертвенным пафосом.
Быстро оглянувшись и убедившись, что Ирка далеко, Антигон достал саблю – ту самую, что не взяла Ирка, – дважды подул на нее, подбросил и произнес на ветер имя Буслаева. Едва это было сделано, как сабля сорвалась с места и умчалась. Ее зубцы позванивали и скользили в полете.
– Антигон! Ты где? – донесся до кикимора голос Ирки.
Мистический пьянчужка посмотрел в сторону, где скрылась сабля, и довольно хихикнул, представив, что вскоре сабля доберется до цели и вонзится Буслаеву в сердце.
– Я здесь, хозяйка! Гадкий монстр уже спешит! – крикнул Антигон и, переваливаясь, направился к Ирке на кривых крепких ногах-ластах.
***
Вернувшись на Большую Дмитровку, Даф обнаружила на месте только Мефодия и Евгешу. Арей отбыл куда-то – просто исчез из кабинета без объяснения причин, как это обычно бывало. Воспользовавшись отсутствием начальства, Улита поступила как дальновидная секретарша: мгновенно умотала со службы. Чимоданов отправился куда-то менять монеты. (Он собирал царские деньги.) Ната развлекалась так, как развлекалась только она: бродила по центральным улицам и разбивала мужские сердца, по примеру снайпера отмечая их общее количество единичками в блокноте.
Когда Даф появилась в гостиной, Мефодий стоял на кулаках, обливаясь потом. Мошкин же, ходя от стены к стене, заламывал руки и с надеждой вопрошал:
– Я так люблю ее! Что мне делать?
– Мой руки перед едой. Авось отвлечешься как-нибудь, – посоветовала ему Даф.
Евгеша всесторонне осмыслил этот совет и сделал собственный вывод.
– Ты пришла, да? А Наты с тобой нет? – спросил он.
Даф терпеливо ответила на оба вопроса, равно как и на те, что возникли у Мошкина в процессе ее ответа. Тем временем Депресняк, решивший, что сегодня целый день вел себя идеально, решил отыграться за все сразу. Опрокинув пару ваз, он принялся раскачиваться на гардинах, оставляя когтями Длинные, как от опасной бритвы, разрезы.
