Палач вскинул хлыст.
Аземар лихорадочно соображал, что еще он знает.
— Он бежал с госпожой Беатрис, и ее отец хочет, чтобы дочь вернули домой. Вместе с головой ученого.
— Почему же он не обратился к императору с просьбой отправить дочь обратно вместе с ученым, которого он лично обезглавил бы к своему удовольствию?
— Господин Ричард не из тех, кто потерпит отказ или захочет быть в долгу у другого правителя. Ему было бы удобнее убить ученого здесь, чем обращаться с просьбой к императору.
— А твой приятель-убийца, где он теперь?
— Я не знаю.
Женщина подняла палец, и палач снова ударил Аземара хлыстом, на этот раз по другой щеке. Аземар закричал и рванулся в тщетной попытке порвать веревки.
— Пока он не скажет нам, — велела госпожа, и хлыст загулял по спине Аземара, по голове, по ногам, снова по голове — молнии боли пронзали его тело.
— Я не знаю, где он! Он убежал! Мы остановились в доме недалеко от маяка, но он сейчас может оказаться где угодно!
Истязание прекратилось. Аземар закашлялся. Во рту была кровь. Он не сомневался, что ему сломали нос.
— Он убил двух моих людей, — сказала женщина.
— Сожалею, госпожа, но я ему не указчик. Он настоящий дикарь, родственник нашего господина, приехавший с севера. Я даже говорить с ним не осмеливаюсь, не то что указывать ему, что делать!
— Он здесь вместе с варягами?
— Нет, госпожа. Мы пришли сами по себе, клянусь.
— Вы разговаривали с переводчиком императора.
— Мы познакомились с ним на ступенях собора. Может, искал того, кто поможет найти Луиса, вот и все.
— Еще.
Хлыст полоснул Аземара по макушке, и от боли он лишился чувств. Когда он пришел в себя, женщина в капюшоне сидела совсем близко.
— Что еще ты можешь сказать нам?
— Я говорю правду, клянусь.
— Это мы проверим. Я уже видела твое лицо раньше, монах, так и знай.
— Я никогда не покидал своего монастыря, госпожа.
— Я видела тебя. В тех местах, куда ты не пошел бы по своей воле.
— Я не понимаю тебя.
— Это взаимно.
Она хлопнула в ладоши, и на лестнице появился еще один слуга: на одной руке у него была толстая перчатка, он нес ведро раскаленных углей и небольшую жаровню.
— Нет, госпожа, умоляю! — Аземар извивался в веревках.
— Поставь перед ним.
Ведро поставили прямо перед носом у Аземара. Жар от углей шел нестерпимый.
— Хочу получше тебя рассмотреть, — сказала женщина. — Мне надо знать, кто ты такой. Твое появление было предсказано.
— Как это — предсказано?
— Кометой на восточном горизонте. Я думаю, это твой знак. Звездные карты говорят, что ты должен быть здесь, и я сразу узнала тебя в церкви, это не может быть простым совпадением.
— Но я монах, обычный монах!
— Возможно. Только я так не думаю. Мне кажется, ты стоил тех усилий, каких требует прорицание. И, как ты скоро увидишь, усилия требуются немалые.
Слуга внес еще небольшой сундучок, поставил на пол и открыл его. Внутри не оказалось ничего устрашающего — просто какие-то порошки и склянки. В какой-то безумный миг Аземару показалось, что женщина принесла сюда свою косметику. Кто-то из слуг пересыпал мерцающие угли в жаровню.
— На третий день, — сказала госпожа, — не раньше. Войдете во втором часу и приведете меня в чувство.
Оба мужчины поклонились и вышли.
Женщина скинула с себя платье. Под ним оказалась рубашка, открывающая плечи. Даже при столь скудном освещении Аземар увидел, что ее кожа сплошь покрыта шрамами.
Она вынула что-то из своего сундука, какой-то поднос с пузырьками и порошками. Достав со дна сундука украшенный драгоценными камнями нож, поставила поднос обратно. Аземар силился освободиться от веревок, но они держали крепко.
Она взяла немного порошка и бросила на угли. Небольшое пространство заполнил омерзительный запах. Она вынула пробку из пузырька, помазала его содержимым лоб Аземара, затем сделала то же самое с собой. После чего уселась напротив Аземара, едва не касаясь его.
Она вдохнула дым и заговорила нараспев:
— Богиня мертвых. Охотница. Появись. Появись и покажи все, что было, что есть и что будет. Появись здесь, богиня мертвых, ледяная повелительница земных недр, та, кто движет луну, проливающую свой свет над царством мертвецов. Богиня смерти, властительница мертвых, та, что стоит у врат смерти, появись. Покажись!
Женщина взяла нож в правую руку и полоснула себя по левому плечу. Затем переложила нож в левую руку и ударила по правому плечу. Она даже не поморщилась от боли, хотя раны получились глубокие. Кровь заструилась по белой рубашке.
— Я приношу тебе в дар свою кровь, богиня мертвых. Пей кровь, купайся в крови, богиня смерти и разрушения. Появись, появись!
Она упала вперед, продолжая бормотать.
Время для Аземара перестало существовать. Его начал одолевать сон, и, несмотря на свои веревки, он задремал. Проснулся. Женщина сидела в той же позе, только ее раны больше не кровоточили. Сколько времени прошло? Он решил, что довольно много.
Аземар снова задремал, и на этот раз ему приснился сон.
Он шел ночью по какому-то странному лесу у реки. Вокруг было очень красиво и сыро, в серебристом ночном воздухе висел свежий запах молодой листвы и гниения, такой сильный, что кружилась голова. Он брел по лесу, выискивая неизвестно что. Между деревьями засветился какой-то огонек, и он пошел на этот свет. Что там такое? Небольшая жаровня, точно такая, в какую женщина бросала свой порошок.
Ему стало холодно, поэтому он решил подойти и погреться. Женщина сидела рядом с жаровней, обмякшая, точно такая, какой она была в подвале.
Аземар решил подойти к ней, сказать, что он не опасен, даже попросить ее о защите.
Он тронул ее за плечо. Но когда отнял руку, оказалось, что пальцы в крови. Он лизнул их. Вкус был приятный. Он снова коснулся ее плеча, стер кровь и снова облизал пальцы. А в следующий миг он уже не мог совладать с собой. Он наклонился над женщиной и принялся лизать рану на плече, упиваясь незнакомым и восхитительным вкусом.
Женщина оттолкнула его, ее лицо исказилось от ужаса. Она произнесла только одно слово: «Волк!» Теперь вокруг них появились какие-то другие существа. Прозвучали слова: «Он порвал путы!»
Кто-то невидимый ударил его по лицу, и он упал на спину. Он как будто был теперь наполовину в лесу, наполовину в подвале. Или же это лес превратился в подвал, а в подвале проросли деревья? До него дошла вся нелепость собственных рассуждений, и он захихикал. Ему завели руки за спину и снова связали.
Он услышал, как кто-то спрашивает по-гречески:
