Молодой тоэх поднимался на ноги, выбираясь из ямы.
Проводник почувствовал, как мир уходит из-под ног, а вершины деревьев и встающая над ними стена скалы покачнулись. Сделав шаг назад, он устоял, но губы лишь плотнее сжались в едва различимую полоску.
— Ты… — выдохнул он, ощущая, как еще острее горит на лице свежий узор. — Ты жив!
Киоши поднялся с четверенек, тряся головой. Пыль и иголки посыпались со спутанных волос.
— Ну… почти, — пробормотал юноша разбитыми в кровь губами.
Танара тут же подскочил к нему, вкладывая меч в ножны, придержал за плечо. В душе его сейчас сражались самые противоречивые чувства. Тоэха ощутимо качало, одной ногой он угодил в собственный поминальный костер, мгновенно потушив.
— Ты… Я… Я думал, что ты убит… Ни одно живое существо этого мира не выживет после такого падения…
Он помог Киоши сесть и прислониться к стволу крупного дерева. Воздух благоухал лесной прохладой и ароматами сжигаемых проводником трав. Юноша глубоко вдохнул, сморщился.
— Со мной все нормально, — он помотал гривой, осторожно ощупывая себя.
Танара, открыв рот и окончательно потерявшись в словах, разглядывал его укрепленные формы.
Тоэх еще раз встряхнулся, пыль, иголки и ветки полетели во все стороны. Язык его заплетался.
— В этом плане моя раса обладает невероятной живучестью… Знаешь, гораздо больший вред мне мог бы причинить своими когтями другой тоэх… А какое-то падение… ха… и почему я никак не закончу трансформацию?… кости, как железо… Танара, а что у тебя с лицом?..
Киоши рискнул встать, попробовав опереться о дерево, но, промазал. Неловко развернувшись, упал на бок, взмахнув одной рукой, а другой ухватившись за кулон.
* * *
Шорох отодвигаемой ширмы, сделанной из нежной рисовой бумаги.
Настороженный взгляд, а рука сама тянется к оружию.
Тень в проеме. Это посыльный.
Сквозняк врывается в комнату.
— Хосадаку Кого желает немедленно видеть тебя.
— Я должен…
— Я сказал, немедленно, — за ширмами угадываются новые силуэты.
Если что-то пойдет не так, его все равно доставят к Кого. Даже силой.
Темное Солнце виднеется в проеме узкого окна.
Тяжелая капля пота, холодная и обжигающая, ползет по шее.
— Уже иду.
Шелест одежд кругом. Его конвоируют.
Трое, нет — четверо.
Коридоры и залы, дым благовоний и жертвенных костров, вдали бьет гонг. Недвижимые и молчаливые статуи, грозно охраняющие окованные медью двери. Хрупкие мраморные мостки, шепот мертвой воды под ногами, силуэты бесхребетных тварей в толще льда, блики светильников и причудливая игра теней. Тени. Следящие и безмолвные. Живые.
Огромная дверь, два демона-великана по бокам. Снова звучит гонг и створки медленно расползаются вовнутрь. Красно-золотая дорожка ведет к возвышению. Надо идти.
Там наверху темно, лишь едва заметны колебания серого тумана и размытые контуры конечностей Кого, которыми тот собирает спеющие фрукты со свисающих с потолка лоз.
Глухо сомкнулись двери.
Холодно.
Проклятие… Опять он здесь. За возвышением, вне тумана, над полом висит стройная фигура, закутанная в бесцветный плащ. Длинные пряди седых волос полностью скрывают лицо. Стервятник.
На колени. С едва слышным стоном. На колени, перед могуществом хосадаку. И мешкать нельзя — иначе это заставит сделать Стервятник. Он умеет, и нет желания проверять еще раз. Советник Кого есть само воплощение зла.
На колени, неловко опираясь на обрубок левой руки.
На колени, превозмогая боль.
Он тяжело опустился, глядя немигающими глазами в покрытый мозаикой пол.
— Мы все еще испытываем сожаление по поводу твоей спешки, хотя рвение твое достойно слабой похвалы, — голос Кого волнами прокатывался по залу, ударяя в стоящего на коленях.
Голову ниже, чтобы не видеть ни хосадаку, ни Стервятника.
Собственный голос, как шелест песка:
— У меня не было выхода. Я обманул Черного тоэха, но должен был спешить. Он мог ухватить добычу…
— Знаем. Мы знаем… Мы уже слышали все это и понимаем, что ты поступил правильно. Но само наше разочарование проистекает из факта отсутствия успеха. С этим ничего нельзя поделать, но мы нашли способ исправить ситуацию. Нашли способ вернуть тебе наше расположение.
Тишина.
Хосадаку негромко чавкает, стекающий с конечностей сок каплями стучит по ковру.
— Юноша направляется к Буредде, и ты остановишь его на подходах к горе. Просто. Никаких интриг и обманов. Возьми своих лучших воинов и принеси нам его голову.
Тишина.
Не дышать.
За спиной со скрежетом открываются двери.
— Отправляйся немедленно. Пропуском тебе станет слово Стервятника.
Как моментально взмокла спина… Встать, медленно и почтительно. Так же медленно начать пятиться, согнувшись вдвое.
Нашли способ. Как же, если бы не он, Кого никогда бы не узнал, что тоэх все-таки остался жив, волшебным образом вырвавшись из рук Стервятника, а теперь идет к Буредде. Хотя, конечно, он и поторопился, но практически весь план…
Сколько сил стоило сейчас не рухнуть ниц.
Серой невидимой плетью захлестнуло мозг и сжало, сдавило, отнимая жизнь. И голос. Спокойный холодный серый голос Стервятника, зазвучавший в голове.
— Ты дурак, и не тебе судить поступки хосадаку. Ты, видимо, не понимаешь, что остался цел, пусть и не буквально (холодный смешок), лишь потому, что оперативно сообщил о том, что тоэх жив и узнал, куда тот направляется. Выполняй приказ!
Огромная сила буквально вышвырнула его из зала.
* * *
Киоши приходил в себя очень медленно. Уже пребывая в сознании, еще долго не мог открыть глаз, чтобы осмотреться.
Когда, в итоге, ему это удалось, в поле зрения попал яркий костер, над которым истекала кипящим жиром туша, тент и два лежака из веток. Один из лежаков занимал он сам. На соседнем, с мечом на коленях, дремал проводник. Тоэх облизал пересохшие губы, улавливая острый приятный аромат жареного мяса, висящий над лагерем.
— Танара?
Тот открыл левый глаз, не пошелохнувшись. Странные татуировки, покрывающие его лицо, потускнели и еще глубже въелись в кожу.
— Ты очнулся, — подтвердил он и поднялся, откладывая меч. В глазах проводника плескалась опустошенность. — Ты потерял сознание, помнишь?
Киоши кивнул, или ему так только показалось. Спину неимоверно ломило.
— Сколько я без сознания?
— Долго. Весьма долго, — Танара придирчиво осмотрел мясо, пробуя его заточенной палкой. — Ужин готов.
Юноша заставил себя дотянуться до фляги.
Он отдыхал еще немало времени, прежде чем окончательно придти в себя и встать на ноги — за это время они успели поесть семь раз, умяв половину туши птицы-волка, приготовленной мидзури. Вскоре, пытаясь восстановить форму и заново привыкая к обновленному телу, Киоши принялся упражняться, прыгая по ветвям или поднимая камни. Танара оставался немногословен, заготавливая мясо впрок, и лишь исподлобья наблюдал за тоэхом, никак не объясняя появление узоров на щеках.
