— А вот и хозяин, он несёт нам хлеб, вино и мясо. Давайте на время забудем о заботах и поедим так, как не ели уже много дней — за чистым столом, на тарелках, никуда не торопясь и не опасаясь, что в тарелку нальётся дождевая вода или упадёт гусеница с листа!
Подошедший хозяин вместе с двумя служанками расставили на столе тарелки, кубки, миски с подливкой, хлеб и блюда с овощами. Посредине торжественно водрузили жареного поросёнка, покрытого румяной корочкой.
Трактирщик хлопнул пробкой и налил в кубки тёмно-бордовое пенящееся вино.
— Я предлагаю тост за удачу, — сказал Вольфгер, поднимая свой кубок, — удача нам ой как понадобится!
Все сдвинули кубки, выпили и Вольфгер начал кинжалом разделывать поросёнка, придерживая его специальной двузубой вилкой.
Ужин в «Золотом льве» начался.
* * *
Уже ночью, довольный, сытый и слегка отяжелевший Вольфгер поднялся к себе в комнату. Она была небольшой, уютной и очень нравилась барону. Низкий, кессонный, потемневший от времени деревянный потолок из-за какой-то причуды архитектора понижался к окну. В дальней стене комнаты было прорезано небольшое окно с мелким переплётом и толстыми стёклами, через которое с трудом можно было что-то разглядеть. Убранство комнаты составляли кровать в нише, кресло с резной спинкой и жёстким сиденьем и небольшой сундук, покрытый ковром. На сундуке стоял кувшин с вином, кубки и тарелка с поздними, сморщенными яблоками.
Вольфгер неторопливо разделся, оставшись в одних шоссах[30]и нательной рубахе, повесил меч и кинжал на вбитый у двери крюк, налил себе вина и с блаженным стоном плюхнулся в кресло. Натруженные мышцы спины и ног ныли.
Барон прихлёбывал вино, наслаждаясь покоем, тишиной и одиночеством. Впервые с начала путешествия никуда не нужно было торопиться, думать о ночлеге, пропитании, заботиться о безопасности отряда. За годы, проведённые в своём замке, он успел отвыкнуть от неудобств длительного путешествия, на которые лет двадцать назад просто не обратил бы внимания.
«Да-а… — невесело подумал он, — похоже, это и есть начало старости, когда через неделю путешествия с тоской вспоминаешь свой дом и его размеренный уклад. Приключения, драки, колдовство — это уже не для тебя, барон Вольфгер фон Экк. Вот и пулю схлопотал. Раньше бы и не обратил внимания на такой пустяк, а теперь от каждого неловкого движения кривишься. Поди каждый раз перед сменой погоды плечо ныть будет».
Вольфгер осторожно спустил с плеча рубаху и осмотрел повязку. Полотно было чистым, рана закрылась.
«Ну, хоть это хорошо, — подумал он, — а вот я сейчас сделаю глоток-другой — и в постель, на чистое бельё, спа-а-ать…» — барон сладко зевнул и направился к алькову, неся в здоровой руке кубок.
И тут в дверь негромко постучали. Вольфгер досадливо поморщился. «Наверное, служанка решила пожелать господину барону спокойной ночи, узнать, не надо ли ему чего и, самое главное, получить монетку. Ну её к дьяволу, не буду открывать!» — решил он.
Стук повторился. Вольфгер упрямо не откликался, разбирая постель.
— Вольфгер, ты здесь? Открой, это я, Ута… — раздалось из-за двери.
«Сладчайший Иисусе, — мысленно простонал Вольфгер, — ну за что мне это?! Опять у девчонки какие-то неприятности или страхи, мышь, что ли, увидела? Но делать нечего, надо открывать…»
Он отодвинул засов, открыл дверь, и в комнату вошла Ута. Она переоделась в то платье, которое барон видел на ней в её доме. Девушка молча заперла дверь и повернулась к Вольфгеру.
— Что слу… — начал Вольфгер и осёкся.
— Барон Вольфгер фон Экк, я пришла, чтобы заявить на тебя свои права, — сказала Ута явно заготовленные слова.
Вольфгер так удивился, что сделал шаг назад, споткнулся и плюхнулся на кровать, чуть не расплескав вино. Теперь он смотрел на Уту снизу вверх.
— Той ночью в моём доме ты повёл себя как настоящий рыцарь, — сказала она, — хотя я, честно сказать, и ждала, что ты будешь чуточку менее благородным… — с её губ сорвался смешок. — Подождём, — решила тогда я, пока ты обратишь на меня своё благосклонное внимание. И я стала ждать, и терпеливо ждала до тех пор, пока в отряде не появилась эльфийка.
Теперь всё изменилось, и я больше ждать не могу. Всем известно, что ни один мужчина не устоит против чар эльфийской девушки, не устоишь и ты. Собственно, ты уже не устоял, я не слепая, и вижу, как ты раздеваешь её взглядом. Но предупреждаю, эта девица принесёт тебе несчастье. У эльфов нет души, они не знают, что такое любовь и семья. Ты будешь сгорать от любви и желания, а она будет ослепительно и холодно улыбаться. И всё. Я знаю, что эти слова не способны отвратить мужчину от страсти к эльфийке, поэтому-то я и пришла к тебе в надежде, что Алаэтэль ещё не полностью завладела твоей душой.
Барон, растерянный до немоты, сидел на кровати, не зная, что сказать.
— Похоже, я всё-таки опоздала, — с горькой обидой и слезами в голосе сказала Ута. — Если ты будешь и дальше молчать, я немедленно уйду, а завтра меня в Дрездене не будет!
— Нет, по… пожалуйста, Ута, останься, прошу тебя, — пробормотал Вольфгер, пытаясь подняться, но проклятая мягкая кровать мешала ему это сделать, и он чувствовал себя дурак дураком. Взявшись левой рукой за спинку кровати, барон попытался встать, сморщился от неожиданной боли и чуть не упал. Ута подхватила его. Вольфгер воспользовался этим и обнял девушку за талию. Сложена Ута была на диво хорошо.
Ута прижалась к барону, схватившись руками за ворот его рубахи и заглядывая ему в глаза.
— Вольфгер, скажи, почему ты так холоден ко мне?
— Ута, я… Не мог же я… Это выглядело бы как насилие…
— Но теперь это не будет выглядеть как насилие, — прошептала девушка, прижимаясь к нему щекой.
Вольфгер осторожно распустил шнуровку её лифа и спустил платье с плеч Уты. Она сделал шаг, переступила через платье и теперь стояла перед ним в одной рубашке. Потом закинула руки ему за шею, обняла, нежно поцеловала и снова прижалась всем телом.
— Вольфгер, — промурлыкала она, — я всё ещё в долгу перед тобой за своё спасение, и теперь самое время его отдать.
Барон хотел поднять девушку на руки, но она запротестовала:
— Нет-нет, тебе пока нельзя поднимать тяжести! Я знаю, как обращаться с ранеными! Ложись, я всё сделаю сама… — и Ута дунула на свечу.
Теперь в комнате было почти темно, выделялся только серый прямоугольник окна.
Вольфгер лёг на спину, и Ута пришла к нему. Она оказалась страстной, нежной и чуткой. Время в маленькой комнате на втором этаже гостиницы «Золотой лев» потекло густым мёдом.
