Они лежали в постели, узковатой для двоих, пили вино, заедая его яблоками, и смеялись.
— Ну вот, — заметил Вольфгер, — вино кончилось, давай позовём служанку, пусть принесёт ещё кувшин из погреба, да холодненького! И ветчины с хлебом, а?
— Что ты, Вольфгер, разве можно? — притворно ужаснулась Ута, — служанка же увидит меня в твоей постели, что будет с моим добрым именем, с моей репутацией?
— Завтра всё равно все будут всё знать, — отмахнулся Вольфгер, — это же постоялый двор, от прислуги не укроешься. Так я позову…?
— Не смей! — Ута шутливо закрыла ему рот ладошкой, — все спят, ночь на дворе, перебудишь всю гостиницу…
— Но я хочу вина!
— Потерпишь! Впрочем, в моей комнате стоит такой же кувшин. Я сейчас принесу.
— Оденься хоть!
— Я — ведьма, мне положено ночью голышом скакать!
Она встала, не стыдясь своей наготы, и вышла из комнаты. Вольфгер покачал головой и вздохнул.
Вскоре Ута вернулась с кувшином и, поставив его на пол у кровати, забралась под одеяло. Вольфгер обнял её здоровой рукой.
— Ну как, фройляйн, установила на меня свои права? — усмехнулся Вольфгер.
— Не совсем! — в тон ему ответила Ута, — надо бы для надёжности ещё разок…
— Так-то ты относишься к раненому! Ну, давай попробуем…
* * *
— А где Кот? — поинтересовался Вольфгер, — что-то его давно не видно.
— Не знаю, гуляет, наверное, где-нибудь, — ответила Ута, — посмотри, сколько в городе замечательных крыш и помоек, раздолье настоящему коту! Ты за него не беспокойся, он не пропадёт. Всё-таки, это не совсем кот, он вполне способен постоять за себя. Лучше скажи, а ты не боишься… ну, быть с ведьмой?
— Не знаю, — удивился Вольфгер, — а что, разве мне это чем-нибудь грозит?
— Тебе, наверное, нет, — ответила Ута, — но, всё-таки… Истинные христиане ведьм не любят и боятся. Общение с ними — грех.
— А я не могу назвать себя истинным христианином, — ответил Вольфгер, — хотя, естественно, крещён по христианскому обряду. Только нет во мне истинной веры… Но постой, ты как-то странно сказала: «тебе — нет», а тебе, выходит, да?
Ута замялась.
— Ну, понимаешь… Об этом сейчас не стоит говорить…
— Ну, а всё-таки? — не отставал Вольфгер. Он повернулся на бок и смотрел на девушку, ласково гладя её грудь.
Ута вздохнула и нехотя заговорила, стараясь не смотреть на возлюбленного.
— Понимаешь… Ведьме положено… ну, как это принято говорить… удовлетворять похоть с подобными себе, словом, с колдунами. Их соития всегда бесплодны. Но если ведьма проведёт ночь с обычным мужчиной, понесёт и родит ребёнка, то на свет может появиться просто урод, который сразу же и умрёт, так чаще всего и бывает. Это ничего… Но может случиться так, что родится с виду обычный ребёнок, а вырастет из него страшный чёрный колдун, некромант, изувер… И загнать его обратно в небытие будет стоить большой крови. Нормальных детей у ведьм почти никогда не бывает, ну… и… ведьмы редко переживают рождение своего ребёнка. Роды у них почти всегда оканчиваются смертью, но ведьма не может умереть просто так, как обычная женщина. Она должна передать… нечто… другой женщине, которая станет ведьмой вместо неё. А это непросто, ведь годится далеко не всякая, поэтому ведьмы, бывает, годами влачат жуткое состояние — ни жизнь, ни смерть. Они не живут, но и умереть не могут… — Ута вздрогнула.
Вольфгер обнял её:
— Прости за дурацкий вопрос, расстроил я тебя, да и сам расстроился…
— Нет, ты всё равно должен был узнать, — серьёзно ответила Ута. — Ведьме нельзя делить ложе с обычными мужчинами… А вот я не удержалась, барон Вольфгер фон Экк, и не жалею! Налей-ка мне ещё вина!
Они допили вино, Ута вздохнула, повозилась, устраиваясь под боком у Вольфгера и сонно шепнула:
— Давай-ка спать, твоя милость, полночь давно отзвонили… Знаешь, как у нас в деревне говорили?
На новом месте
Приснись жених невесте!
Завтра расскажешь, кто тебе приснился.
* * *
…Была ночь. Вольфгер стоял на неестественно прямой и широкой улице незнакомого города. Он знал, что это Дрезден, но не узнавал его. В Дрездене не было таких улиц, не было огромных домов-ящиков, тянущих к небу тошнотворно однообразные, голые стены с бельмами слепых окон. Ни в одном окне не было света, но Вольфгер почему-то знал, что там, в этих мёртвых домах прячутся сотни, тысячи, десятки тысяч людей — взрослых, детей, стариков и старух, и все они, прильнув к окнам, молча, в предсмертной муке смотрят на него и что-то беззвучно повторяют. Все — одно и то же. Вольфгеру казалось, что его уши залиты воском, до него не доносилось ни единого звука, он ощущал только тяжесть в голове. Внезапно тишина рухнула, и барона продрал мороз по коже, он услышал раздирающий, скрежещущий, леденящий душу вой. Вой то поднимался до визга, то падал до басовитого рычания, повторяясь с неестественным, мёртвым однообразием. Потом вой пришёл с другой стороны, с третьей, и вскоре вокруг него не было ничего, кроме этого жуткого воя. Мир был полон воя. Вольфгер не знал, что это означает. Он повернулся и побежал вдоль улицы, причём казалось, что его тело потеряло вес, он совершал огромные прыжки в вязком, душном воздухе, мягко касаясь мостовой, одетой плавленым камнем, и боялся, что после очередного прыжка больше не сможет оттолкнуться от земли.
Он выбежал на площадь, обсаженную чёрными в ночи деревьями. Их голые ветви вцеплялись в серое небо подобно пальцам мертвеца, выбравшегося из могилы.
Внезапно в небе вспыхнул бело-голубой конус света и начал шарить по низким облакам. Навстречу ему с земли поднялись ещё несколько лучей. Вдруг два луча, словно нащупав что-то, остановились в небе, навстречу им метнулся третий луч, и Вольфгер увидел в их скрещенье огромную птицу, которая парила, не шевеля крыльями. Потом от тела птицы отделились чёрные точки и понеслись к земле, стремительно увеличиваясь в размере.
Мостовую страшно тряхнуло, она ударила Вольфгера по пяткам. Он увидел, как огромный дом в глубине улицы окутался пылью, его стены тошнотворно и медленно изогнулись, пошли волнами, треснули и рухнули внутрь, погребая в страшной пыльной, каменной могиле своих обитателей. За первым домом рухнул второй, за ним третий… Внезапно возник странный, багровый свет. Вольфгер обернулся и увидел, как в центре города встаёт огромный смерч из бешено вращающегося столба пламени и дыма. Тишина окончательно рухнула, и Вольфгер услышал адский рёв смерча, втягивающего в себя кровлю с крыш, балки, деревья, изломанные человеческие фигурки…
