— Эмм… луни, тут… эмм… награду бы… — нерешительно обратилась одна из деревенских экв.
— Ага, кари— живой — факт, — обеспокоено подтвердила вторая, — награду надо — факт!
Серый устроился между блоков сена, а белая довния достала из сумки связку бочонков и вручила вознаграждение. «Тут ровно монета», — сообщила она. Похоже, деревенские впервые в жизни получили столько денег сразу. Первая впала в ступор, заворожено разглядывая блики на медных брусках, а вторая стала тихонько встряхивать связку, слушая металлический перестук. В таком состоянии они пребывали до тех пор, пока караван, продолжив движение, не скрылся за поворотом дороги.
Внимательно рассмотрев соседние телеги, Сергей нигде не заметил преступную парочку экв и решил, что они сбежали еще в деревушке. Он откинулся на сено, накрылся покрывалом и стал перебирать известные факты. Латри с сообщницей были контрабандистками, ворующими тарбис из Врат. Судя по оговорке рыжей довнии, жетон каким-то образом связан с Вратами. Хотя Лягри когда-то сказала, что красная цена медали — голова бочонков, контрабандистки потратили три месяца, выслеживая его и поджидая удобного случая напасть. Возможно, в медном кругляше крылись некие неведомые силы? Может, он мог отпугивать демонов или притягивать тарбис? Предполагать можно было все что угодно — слишком мало зацепок для выводов.
То размышляя, то проваливаясь в дрему, Серый пролежал в телеге до самого вечера. Селений по пути больше не встречалось, и на привал встали прямо посреди дороги. Канея, напуганная временной потерей питомца, старалась не спускать с него глаз, и, расположившись возле большого костра, они, наконец, смогли поговорить. Сергей подробно рассказал хозяйке обо всем произошедшем, о том, что это не первый раз, когда Латри его похитила, и о странной медали.
— Знаешь, Сегри, дома я замечала несколько раз, что кто-то копался в вещах, но грешила на Луденсу, — заметила довния. — Значит, это они искали медаль.
— Да, а я носил ее с собой, — согласился подопечный. — Они так и не догадались, что у меня есть… э-э-э… маленькие сумки в моей попоне.
— Точно. Даже я поначалу думала, что у тебя просто такая странная шерсть, — согласилась Канея, — пока не увидела, как ты ее снимаешь. А про такую вещь, как сумки в попоне даже подумать не могла.
— Что же мы будем делать? Надо же сообщить о преступницах стражникам?
— Эмм… не стоит торопиться, — задумчиво ответила Канея. — Я лично ничего не видела и не смогу поклясться на бусине, а твои слова будут восприняты с сомнением. Вернувшись в Эвлон, мы обязательно поговорим со следящими за порядком, и ты все им расскажешь, но так, через сообщения пытаться рассказать про говорящего кари и прочие странные вещи — бесполезно. Меня просто примут за чокнутую и все.
— Давай, хотя бы попытаемся выяснить, что за жетон такой важный, — предложил Серый. — Луденса наверняка может покопаться в своих свитках и найти информацию.
— Это — да, — согласилась эква. — Как только приедем в гарнизон, я пошлю сообщение.
— Канея, почему ты не осталась меня искать? — поинтересовался Серый, меняя тему.
— Понимаешь, Сегри, потеря кари— это личная проблема, а поставка припасов — это дело, важное для всего Эвлона, — попыталась объяснить хозяйка. — Раз уж я взялась за эту работу, я не могла заставлять ждать весь караван, или бросать свое дело на полпути.
— Я все понял. Думаю, ты станешь очень хорошей советницей.
— Да, я надеюсь, — согласилась она.
***
Два дня спустя впереди показались стены мощной каменной крепости с дозорными башнями по углам. Все радостно ускорили шаг, торопясь сдать свои грузы и заняться тем делом, ради которого проделали столь длинный путь. Каждая эква, входившая в ворота, встречалась радостными криками толпящихся вокруг экусов. Глаза жеребцов взволнованно блестели, а ноги постоянно переступали, не способные устоять на одном месте. Только железная дисциплина не позволяла им броситься вперед и покрыть приехавших прямо при входе. Эквы будто нарочно призывно взмахивали хвостами, добавляя жеребцам новых переживаний. Канея дотащила телегу до склада и, навьючив личные вещи на спину, отправилась на постоялый двор. Все встречные оглядывались и шумно втягивали воздух носами. В отличие от Эвлона, где экусы в отпуске постоянно форсили в полном боевом облачении, в крепости броню носили только патрульные.
— Эквилаки, луни! — поприветствовал ее рыжий довний, дежурящий за стойкой гостиницы.
— Эквилаки, лумий, мне нужно место, где бы встать на постой с кари, — ответила торговка.
— Простите, — виновато произнес экус, — все отдельные комнаты уже заняты, остались только места в зале.
— Заняты? — недовольно поморщилась Канея. — Ладно, давайте, что есть.
Хотя она и не планировала брать дорогие места, но теперь могла сделать вид, что недовольна, поддержав свой статус луни.
— Знаете что, — засуетился дежурный, — я дам Вам место прайд голова три, оно находится в нише, и там можно отгородиться ото всех ширмой. Вас это устроит?
— Хорошо, показывайте, — согласилась эква.
Канея сбросила поклажу на пол, и рыжий довний, подхватив вещи, повел ее по коридору. В большом зале действительно оказался уголок, в результате неких перепланировок ставший закрытым с трех сторон стенками. Над широкой кроватью в нише располагалось маленькое окошко, а позади стоял сундук.
— Вот, это здесь, — сказал дежурный. — А для кари можете положить подстилку за сундуком, там есть немного места.
— Вы говорили про ширму, — напомнила довния, милостиво улыбнувшись.
— Конечно, сейчас принесу! — сложив на кровать вещи, экус заторопился услужить постоялице.
— Такой миленький, жаль, что еще совсем жеребенок, — заметила Канея, глядя ему в след.
В этот момент Серый почувствовал укол ревности. Чувство казалось иррациональным, с чего бы ему — человеку — ревновать к кому-то экву? Но представив, как Канею — его Канею — будут покрывать какие-то посторонние жеребцы, Сергей нахмурился и непроизвольно стал нащупывать в кармане рукоятку ножа.
— Что будем дальше делать? — хрипло поинтересовался подопечный торговки.
— Отправим вопрос элоке про твой жетон, а потом пойдем в дом свиданий.
— Так сразу? — содрогнулся Серый от нового укола ревности.
— А чего откладывать, Сегри? — взволнованно воскликнула эква. — Ты разве не чувствуешь сам?
— Эмм… нет, ничего такого не чувствую, чтобы торопиться быть покрытым экусом, — съязвил он.
— Ох, да. Думаю, надо быть эквой, чтобы почувствовать, — сказала Канея, не обратив внимания на язвительный тон. — Войдя в крепость, я почувствовала запах… не такой, который чувствуешь носом, а который пронзает все тело. И если я не заполучу сейчас экуса, то, клянусь, я сама кого-нибудь тут покрою!
