Увидев меня, леди Габриэлла что-то шепнула подруге и, проскользнув мимо меня, хитро подмигнула, а сама быстро-быстро простучала каблучками по лестнице, хотя леди ее ранга должна сходить медленно и величаво. Леди Элизабет замедлила шаг, я понял, что обязан как-то отреагировать, поклонился и заговорил бубнящим голосом, старательно загибая пальцы:
– Ах, леди Элизабет! Какая вы сегодня особенно замечательная!.. Какое на вас чудесное голубое платье, что так идет к вашим глазам!.. Ага, какая у вас бесподобная талия, а как очаровательна эта… ага, улыбка! Аромат вашей кожи сводит всех нас с ума, ваши нежные руки просто восхитительны и божественны… Они подобны лепесткам… лепесткам роз, они так же гибки, чувственны. Вы самая безукоризненная девушка на свете, леди Элизабет!
Она морщилась все сильнее.
– Маркиз, – сказала она холодно, – я вижу, вы очень хорошо заучили текст. Слово в слово, как говорили как-то. Но в голубом платье я была утром, а сейчас на мне зеленое. Зеленое!
Она посмотрела на меня убийственно, глазки источают холод межзвездного пространства, щас вот и провалюсь сквозь пол.
Я нагло ответил ей прямым взглядом.
– Ну и какая разница?
Она охнула:
– Как это какая? Это говорит о вашей… вашей…
Она не находила слов, я подсказал:
– Это говорит о моей любезности. Вы хороши, вот я и наговорил всякой хрени, ее вам всегда говорят. А что какие-то слова перепутал, какая разница? Главное, с каким чуйством возбрякнул! Вы – прекрасны, вот что главное!
Она посмотрела исподлобья и настороженно:
– Ну и с каким чувством? Только если готовитесь снова возбрякнуть, как вы изволите выражаться, лучше помолчите!
– А ручку поцеловать можно? – спросил я.
Она поколебалась, у меня чересчур смиренный вид, и она ответила гордо:
– Сперва заслужите.
– Ага, – ответил я и, повернувшись, пошел к лестнице.
Она топнула ножкой.
– Маркиз! Я вас еще не отпускала! Это куда вы направились?
– На задний двор, – объяснил я. – Заслуживать. Набью кому-нить морду. В вашу честь.
Она вскрикнула возмущенно:
– Вы с ума сошли? Дворяне так не поступают!
– А как?
Она беспомощно смотрела на меня.
– Ну что с вами делать? Вы совершенно не умеете себя вести в обществе!
– Ага, – согласился я. – Какое-то оно тупое это общество… Никак не приучу к своим элегантным, я бы даже сказал, манерам, простите за выражение. Пойду приучать!
Я улыбнулся и помахал ей, уже удаляясь, как будто это она меня послала кому-то бить морду, приучая к элегантности.
Леди Габриэлла ждала леди Элизабет внизу у лестницы. Завидев, что спускаюсь первым я, она всмотрелась в мое лицо, с укором покачала головой.
– Маркиз… мне кажется, ваш метод ухаживания за леди Элизабет слишком…
– Что? – спросил я с интересом. – Старомоден?
– Хуже.
– Что может быть хуже в мире моды? – поинтересовался я. – Старомодность, провинциализм…
– Грубоватость, – пояснила она. – А грубость здесь синоним неотесанности.
– А-а-а-а, – протянул я, – так я ж и не скрываю, что неотесан. Зато какой дуб, а? Прямо хоть щас на грот-мачту.
– На мачты вообще-то берут сосны, – уточнила она.
– Ух ты, – поразился я. – А вы откуда такую мудрость знаете? Леди Габриэлла, я вас начинаю уважать. С таким-то роскошным бюстом и вдруг… нет, я просто ошарашен!
Она чуточку улыбнулась, польщенная (комплименты нравятся даже самые грубые), пояснила без рисовки:
– Я когда-то жила на побережье. И не всегда была баронессой. Так и вы должны стремиться побыстрее отесаться. Над вами уже хихикают. Хуже того – улыбаются!
Я возразил:
– Больше будут хихикать, если стану подражать всем этим павлинам.
Она кивнула, возразила живо:
– Но все же вас поймут.
– А я предпочитаю быть непонятным, – сообщил я. – Загадочным.
Она поморщилась.
– В вас загадочности меньше, чем в моих туфлях.
– Нужно правда?
– Уж поверьте.
– Поверить женщине? Да еще такой красивой?
Она примирительно улыбнулась.
– Ладно, как хотите. Я вам дала хороший совет, а уж как воспользуетесь…
– Ах, леди Габриэлла, – вздохнул я, – а я-то мечтаю, когда ж вы наброситесь на меня и грубо изнасилуете? А ведь обещали! Мне ваш божественный бюст уже снится. Без всяких корсетов.
Ее полные губы тронула хитрая улыбка.
– Я почему-то люблю Элизабет. Она при всей ее красоте и остроумии очень беззащитна и уязвима. Вокруг нее вьются лучшие женихи королевства, но мне кажется, что ни с одним из них не будет счастлива. Ее редкая красота заслуживает чего-то большего, чем высокое происхождение жениха! У нее самой куда уж выше… Ее знатности хватило бы и на двоих, маркиз.
– Намек понял, – ответил я. – Баронесса, вам бы я отдался и даром!
Она заулыбалась, польщенная помимо воли. Сверху донеслось неспешное постукивание каблучков, леди Элизабет спускается, как и положено знатной леди: медленно и величаво. Я поклонился леди Габриэлле и торопливо пошел от лестницы через просторный холл к выходу из дворца.
Придворные провожали меня заинтересованными взглядами, я слишком уж отличаюсь, да и взгляд мой устремлен на дверь, а не на роскошных женщин, оголивших плечи и верхнюю половину бюста.
Входная дверь с грохотом распахнулась. Ворвался яркий солнечный свет, следом в проеме возникла крупная фигура человека в доспехах. Лицо я не рассмотрел, солнце светит в глаза, обрисовывая незнакомца зловеще-черным силуэтом. По залу пронесся испуганный вздох.
Человек шагнул в холл, за ним еще двое, такие же крупные, железоблещущие. Пахнуло настолько ощутимой угрозой, что мурашки пробежали у меня по спине. На первом, кто переступил порог, блещущая золотом и алмазами корона, я быстро определил ее как королевскую. На двоих, что вошли следом, корон нет, но держатся как минимум герцогами.
Среди придворных я увидел барона Эльриха, он переменился в лице, в глазах страх и затравленное выражение. Я услышал, как он сказал кому-то в звенящей тишине:
– Великий Самаэль, это же сам Бекштайн!.. Что ему надо?
Что ответил сосед, я не услышал, в следующее мгновение барон исчез, я успел увидеть его уже на лестнице, по которой он пронесся, как борзая, преследующая зайца. Вернее, как заяц от борзых.
Гюнтер Бекштайн, вспомнил я, король Вандома, это где-то рядом. Соседнее королевство, справа или слева, не знаю. Что-то стряслось экстраординарное, если король вот так неожиданно и дерзко…
Король Бекштайн, крупный и широкий мужчина с суровым лицом завоевателя, мускулистый и распираемый силой, с ним двое рыцарей повыше ростом и массивнее, настоящие танкователи, что во главе рыцарского клина проламывают оборону, а остальные только расширяют прорыв.
