— Опять свою блохастую тискаешь? — в пропахнувшую травами комнатушку заглянул Руста.
Рыжка посмотрела на него, как на больного пса: брезгливо и с презрением, а потом отвернулась. Ихтор в который уже раз задумался — отчего кошка так не любит рыжего целителя? Хотя… кого она тут любила. Увидать бы диво этакое.
— Там обозники из Любшичей пришли. А с ними знахарка. Травы привезла на продажу. Сходи, может, глянь, есть там что годное или нет.
Обережник посмотрел на Русту единственным глазом и спросил сухо:
— А тебе или зенки замазали?
— Да там… в обозе вдовушка занемогла, — рыжий растянул губы в глумливой улыбке, — сговорились посмотреть ее недуг.
Ихтор пожал плечами:
— Ну, так смотри. Вон, в Северную башню тащи ее. Там сундук внизу, на нем только ленивый недуги не смотрел. А допрежь…
Он хотел продолжить, сказать, что допрежь пойдет Руста и перетрясет все те охапки разнотравья, что им привезли, но осекся… Потому что мельком увидел в окно, как отразился солнечный луч от знакомой огненной макушки, как сверкнула в толпе рыжая коса…
— Вернусь через треть оборота, чтоб духу вашего тут не было, — бросил Ихтор через плечо и поспешил прочь из коморки, оставляя собеседника недоумевать.
Когда целитель вышел на крыльцо Башни и принялся вертеть головой в надежде отыскать взглядом ту, ради которой плюнул на Русту с его бесстыжестью, из толпы вынырнул злой, будто сыч, Койра. Старик шагал, прижав к груди кошель с деньгами, тревожно озирался и вообще был похож на боязливую бабу, которая опасается татей-лихоимцев.
— Очумели! Как есть очумели, клятые! — пожаловался ларник, едва не плача. — Серебрушку за мешок проса!
— Жить-то на что-то надо, — Ихтор не отрывал внимательного взгляда от мелькающих голов. — А с Цитадели не убудет.
— Не убудет?! — старый крефф заковылял вверх по каменным ступенькам. — Чай вас наперечет теперь! Откуда денег взять? По миру скоро все пойдем, как бродяги перехожие!
— Ну, а коли нас наперечет, так, значит, едоков меньше… — заметил лекарь, не проявляя никакого сострадания к горю скупердяя.
— Я за такие деньги покупать ничего не буду! — обиделся на мужиков Койра и насупился, сведя косматые брови на переносице. — В прошлом годе за четвертушку брал. Совсем стыд потеряли.
— Да ладно тебе, — Ихтор потер обезображенную щеку. — Им за защиту еще платить, а лето, вон, какое засушливое. Радуйся, что хоть это привезли.
— По миру пойдем! — снова завел прежнюю песню старик, но обережник, не вслушиваясь более в его причитания, спустился на двор, внимательно оглядывая приезжих.
— У, разорались… Орут и орут, как будто Встрешник их за бока дерет… — послышалось рядом сварливое бухтенье — то Нурлиса, переваливаясь на кривых ногах, шла в свою коморку, неся в каждой руке по полену. — Как дала бы, вон, поперек горба-то! Приехали они… Дома не сидится! Ездят!
Судьба что ли креффу нынче слушать этих сварливых стариков? Или то знак? Скоро и сам таким же станет — будет ходить, скособочившись, ругать погоду, Нэда, деревенских мужиков и возросшие цены на ячмень. Хранители прости, подумается же такое!
Но вот опять, будто теплые солнечные лучи, будто золотая россыпь вспыхнула в толпе! Неужто и вправду? Нет, Ихтор понимал — не может она приехать. Что ей тут делать? Да и вообще… Но он все равно, как зачарованный шел вперед, стараясь не потерять из вида сияющий затылок, не замечая толчеи и оживления…
Он, по чести говоря, даже не подумал о том, что ей скажет. Казалось, вот она обернется, и слова польются сами собой. Они ведь уже разговаривали, и это было так просто, будто знали друг друга много-много лет. Ему и хотелось от нее именно этого — доброй беседы, улыбки, теплоты во взгляде. Никто на него прежде так не смотрел. Взять хоть Айлишу, которая не была ни жестокой, ни равнодушной. Даже она — наивная нежная девочка — дрожала от отвращения и брезговала обезображенным креффом. Чего уж говорить о других. Ихтор привык, что обликом своим вызывает у девок испуг. И потом уж: неловкость, жалость.
А Огняна стала первой, кто словно бы не заметил его уродства.
— Здравствуй… — рука целителя коснулась девичьего плеча.
Поворот головы и… на него смотрит незнакомая конопатая круглолицая девушка. Широкие скулы, вздернутый нос, карие глаза, наполняющиеся ужасом.
Обознался. И то было не странно…
— Прости, красавица, — отступил целитель. — С другой тебя перепутал.
Девка моргнула и покраснела. Устыдилась своего испуга, но в душе-то, поди, все одно радовалась, что не до нее этакая страсть дело имеет. Ихтор вдруг едва не рассмеялся над собой. Спасибо Хранителям, что хоть не заорала — вот бы потеха была.
— Ну чего встала-то, кобыла рыжая? — Нурлиса пригрозила испуганной девушке поленом. — Стоит она, рожу сквасила. Как дам вон, чтоб зенками не хлопала. Иди, иди отседова. Понаедут — ни пройти! Иль я тебя — корову здоровую — обходить должна?
И карга пошаркала дальше. А Ихтор, усмехнувшись, отправился туда, откуда пришел. Но так гадко стало на душе, словно бы не чужинка неведомая, а настоящая Огняна поглядела на него с отвращением. Да и далась она ему, Огняна эта? Чего ради вспомнил? Ну, коса рыжая, ну голос ласковый. Подумаешь, эка невидаль — жалостливая девка.
Хотя… врал, врал обережник сам себе. Не было в глазах хозяйки лесной заимки жалости. И снова сделалось тошно, словно бы Огняна обещала ему приехать и обманула — нарушила данное слово. Не мог крефф объяснить своих досады и смятения, развернулся и, расталкивая обозников, едва не бегом направился в Цитадель.
— Ну, чего по углам хоронитесь, как мыши? Веником что ли вас гонять? — сердито рыкнул на выучей, дремавших над свитками в читальне. — Бегом в покойницкую!
Парни потянулись в казематы. Ихтор же, взяв кошель с деньгами, снова вышел на раскаленный двор. Рядом с ним тут же, словно из-под земли выросла знахарка — крепкая мужеподобная баба с черной полоской усов, пробивающихся над верхней губой. Узнала по коричневому облачению лекаря и подступилась с разговором.
Ихтор перебрал привезенную ей сушеницу, проверяя, должным ли образом заготовлены травы, верно ли собраны, не перепутаны ли, не осыпаются ли соцветия девятисильника, не ломаются ли стебли чистотела, не напополам ли с мхом собраны медвежьи ушки. Но собственные пальцы, что с легкостью ощупывали ломкие былинки, казались лекарю мертвыми. Не торгуясь, он заплатил за товар и махнул рукой, показывая, куда все отнести, совсем при этом забыв, что Руста, возможно, еще обнимается в кладовой лекарской со вдовушкой.
Обо всех этих мелочах обережник не думал. Хотелось ему только одного — забыться. Вычеркнуть из памяти встречу с той рыжей. Но разве ж отыщешь в Крепости покоя? Только гаркнул на квелого первогодка, развешивающего под потолком пучки полыни, как со двора опять послышались крики. На этот раз тревожные.
