— Я прощен? — Хриплый шепот прокатился по спине и заставил меня задрожать.
— Нет. — его глаза потемнели, — Но я не злюсь.
Он кивнул, взял меня за руку и повел обратно на поляну, где уже пылал небольшой костерок и Мася жарил на вертеле двух зайцев, крутя их на подвешенной над костром палке перед носом у облизывающегося Обормота.
Я села рядом и задумчиво уставилась на пламя. Вскоре мне сунули в руки кусок зайчатины и кружку с водой. И я занялась едой, решив подумать позже.
— Мася, а сколько нам идти до ущелья скал? — Наевшийся кот решил уточнить маршрут. Мы все заинтересованно прислушались.
Мася сосредоточенно прожевал кусок мяса и глубоко задумался. Мы затаили дыхание, и прождали минут пять. Тишина.
— Мася! — Котик не выдержал первым.
— А? Что? — Великан удивленно осмотрел наши возмущенные физиономии и мои горящие зеленью глаза, почесал в затылке и-таки вспомнил вопрос, — Дык, дней пять по реке, а потом еще по степи дня два. Ну и мы будем у гор, если ничего по дороге не случится.
— А что может случиться? — Вкрадчиво поинтересовался Коул. Кстати, я заметила, что его раны довольно быстро заживают, не то, что у меня. Вон, крыло уже вполне в рабочем состоянии.
— Дык, много чего…, - почесал голову Мася, толи кося под идиота, толи им и являясь, если притворяется то он гениальный актер.
— …Русалки утопят, грызни загрызут, зомби схватят, мор найдет, валкпурга вылезет…
— А это еще кто? — Перебила я, поражаясь количеству нечисти, так и кишащей на нашем пути.
— Валкпурга — то?
Переспросил он, радостно улыбаясь. Прости меня Господи, этот пульсар сорвался нечаянно. Мася изучил дырку на штанах, проникся и резко поумнел.
— Это большая зеленая осьминожка с двумя рядами клыков, нападает на суда по ночам, владеет магией.
Нет, магия все-таки великая вещь! Пока кот с удивлением созерцал Масю, я продолжила расспрос.
— А не по реке можно?
— Например, через зеленую рощу.
Я одобрительно взглянула на Коула, сидевшего уже в человеческом обличье неподалеку у дерева и точившего меч.
— Она заколдована, там не пройдем.
— Почему?
— Я не поведу.
Все, аргументов больше не было.
— А где мы достанем лодку? — Продолжал приставать кот.
— Я знаю одного капитана, он мне должен.
— Тогда всем спать, ночь была трудная, день не легче, да и по такой жаре все равно ехать невозможно. — Закрыла я собрание, разгрызая головку бедренной кости.
Возражающих не нашлось и вскоре мы все спали под защитой моего охранного контура. Сквозь сон я слышала, как мимо проходил водяной, почавкал мокрыми ногами, оставил двух рыбок у края круга и ушел.
Выехали мы вечером, причем Обормота я разбудить так и не смогла. Пришлось прямо так спящего в корзину и класть. Погони вроде бы не наблюдалось, что только радовало. И опять под копыта ложилась высокая трава, а впереди виднелся лес тонкою каймой очерчивающий багровый от закатных красок горизонт.
Кот храпел. Я сначала его толкала и тыркала, но потом просто плюнула, пускай храпит. Справа черным силуэтом ехал Коул, слева шел Мася, и они будто ограждали бедную маленькую меня от окружающего мира. Я благодарно шмыгнула носом, но тут Мася споткнулся, выругался, и дальше пошел уже рядом с Коулом. Блин. Сказать больше не чего, хотя хочется. Равномерное покачивание седла начало укачивать, а лес все не приближался. Закат погас, засверкали крупные звезды, вдали реалистично завыли волки, проснулся кот.
— Ллин, я слышу волков, — сообщил он и правым глазом начал обозревать окрестности, не в силах открыть левый.
— Я тоже.
— Да?
Минута молчания.
— Ллин, а нас не съедят?
— Нас нет, тебя… не знаю.
— Ллин!
— А что Ллин, что Ллин? Ты упитанный, маленький и все еще вкусно пахнешь после купания, прямо не закуска а загляденье, — продолжала я издеваться над несчастным котиком, мща за прошлые обиды.
Тоько не думайте, я не злопамятная. Я долгопомнящая.
Кот схватился за голову и громко завыл, волки удивленно смолкли.
— Обормот…
— Не мешай, Ллин. А-а-а-а-у-у-у-у!
— Глотик…
— Ллин, дай поистериковать перед смертью! Оо-о-о-о!!!
— Уу-у-у, — Наконец, душевно подхватили волки, завывая в такт. У меня зачесалось правое ухо.
— Обормот! — Рявкнула я, перекрывая завывания своим фальцетом. — Прекрати немедленно, я тебя волкам все равно не отдам, так что даже и не пытайся с ними спеться.
— Правда? — Затих котик, поворачиваясь ко мне.
Я насладилась звенящей тишиной и с чувством кивнула. Слезы радости, объятья и царапины, признания в украденной сметане. Короче, меня простили. Коул с Масей все так же возвышались сбоку, не обращая на наши причуды никакого внимания. Ну и ладно, зато волки наконец-то стихли. А лес все не приближался.
В лес мы вползли глубокой ночью, и меня снимали с седла уже в спящем состоянии. Я не препятствовала. Накопленные силы не успели усвоиться, а потому меня все еще иногда мучила слабость. Спала я крепко и без ужина. В глаз светили лучи полной луны, которые кое-как пробивались через плотные кроны деревьев, а неподалеку икала икалка — небольшая птичка с воровским характером. Она даже попыталась подойти ближе к нашему лагерю и что-нибудь стырить, но напоролась клювом на мои контур, который я ставила уже даже в полубессознательном состоянии, и разочарованно удалилась. Кот храпел под боком, неподалеку спали Коул и Мася, по обе стороны от уютно потрескивающего костра.
Утро медленно вступало свои права. Светлел горизонт, в ожидании восхода солнца, луна неудержимо скатывалась за деревья, и все чаще гасли застенчивые звезды.
Маленькая птичка сидела на дереве и с интересом смотрела на что-то блестящее на шее у пушистого серого зверя. Блеск раздражал и манил, она любопытно склонила голову на один бок, затем на второй, прислушалась к сопению спящего зверя, и… решительно спикировала вниз, целясь клювом в заманчивую игрушку, блестящую на солнце.
Меня разбудил громкий вопль и топот лап по животу. Охнув, я села и с усилием разлепила глаза, ничего не понимая. По поляне бегал кот и орал ругательства и проклятья в адрес какой-то сороки, которая со стрекотом уматывала от него, нарезая круги вокруг костра.
— Отдай, сволочь пернатая, отдай мою мышку! А то схарчу на завтрак немытую и в перьях, а потом выплюну и крылья пообрываю!!
Сорока ужаснулась и резко взлетела вверх, но была поймана за хвост и зверски измята в пушистых лапках обворованного Обормота. Со счастливой миной он отобрал у сопротивляющейся птицы свое сокровище. А потом получил клювом в лоб, упал, и помятая птичка, громко вопя на все лады вырвалась на свободу, взлетела вверх, и, усевшись на самой верхней ветке дерева неподалеку, обложила наш лагерь и кота в частности стрекотом и воплями на повышенных тонах. Но самое интересное, что Коул и Мася даже и не подумали встать, продолжая невозмутимо спать, завернувшись в теплые плащи. Пришлось их попинать, а потом еще и забираться на ель к верещащей сороке, объясняя по пути, что я не враг, а пинала из дружеских побуждений. Мне не поверили, и я сидела там еще пол часа, пока мужчины, скупо обсуждая повадки сорок и взбалмошных женщин, умывались, готовили и ели у вновь разведенного костра. Я негодовала и кидалась шишками. Сорока сидела у меня на коленях и громко орала, полностью одобряя мои действия.
