От зрелища перехватывало дух. Поединок был бы похож на балет, если бы не треск палок, что парировали удары друг друга. О балете напоминали и постоянные взмахи ногами: то рыцарь, то хозяин замка старались зацепить один другого быстрым высоким шассе или фуэте.
Больше всего удивлял Персиваль. Несмотря на возраст и долговязую, не особо складную фигуру, он был изящен, стремителен и необыкновенно точен. Его удары ногами были как выстрелы из пистолета. Только пуля не может остановиться в миллиметре от виска, а носок башмака Персиваля – вполне. Именно так Санчо и видел эти удары: замечал ногу, когда та останавливалась в конце удара. Точно так же застывала на расстоянии пары волосков от мишени палка хозяина.
Прошло всего одна-две минуты, и оруженосцу стало ясно, что его наставник проигрывает с разгромным счетом. Персиваль все время опережал соперника – на один шаг, один удар. Он всегда интеллигентно убирал ногу, не завершая движения, и возвращался в стойку.
– Ай, класс! – хлопал себя по колену Тристан.
Непонятно было, за кого он болел.
– Неплохо, – Персиваль элегантно сунул трость под мышку, и Санчо узнал в этом «неплохо» знакомые интонации.
Рыцарь тоже опустил трость.
– А теперь ты, малыш, – Персиваль обернулся к Санчо.
Кукушкин охнул внутри, но ничем себя не выдал.
Нет, он отнюдь не испугался тумаков Персиваля: видел же, как тот аккуратен с Ланселотом. Санчо испугался ударить в грязь лицом. Уж если сам Ланселот показал такие результаты, что ожидать от ученика? Вот скажет Персиваль: нет, совсем не годится твой малыш для такого дела, – и что тогда?
Но Санчо отлепился от стены.
– Давай, давай! – громко подбодрил Тристан. – Покажи ему, где раки зимуют. Тоже мне, профессор!
Ланселот, чуть улыбнувшись своей кривой улыбкой, кивнул Санчо.
У оруженосца не было ни малейшего шанса хотя бы дотронуться до неуловимого Персиваля. Напутствие Тристана насчет зимовья раков выглядело несмешной шуткой.
Сэр Персиваль мягко уходил от ударов, иногда парировал их шлепками ладоней и давал сопернику легкий подзатыльник. А носок его башмака, словно указка ментора, бескомпромиссно обозначал слабые места в обороне Кукушкина. Их было как дырок в решете.
– Хорошо, хорошо, – приговаривал хозяин замка. – Все время перемещайся! Не открывай живот! Следи за ногами! Сколько ты уже учишься? Совсем неплохо!.. Прямой левой, фуэте в печень!
Санчо взмок, похожий на карликового африканского бегемота, вышедшего на берег.
Персиваль вообще не сжимал кулаки. Он и Санчо обучил нескольким трюкам с раскрытыми ладонями. Оказалось, если знать, куда точно ударить ребром или основанием, можно свалить и дюжего воина.
– Толковый оруженосец, Ланс, – наконец заключил Персиваль. – С таким и я пошел бы в поход.
Кукушкин покраснел.
– …Но что вы собираетесь делать вдвоем против всего мира?
– Ты мне сам рассказывал легенду. Однажды Маг и его Ученик опрокинули всех здешних богов. Они даже Авалон чуть не стерли.
– Ты не Маг, и твой ученик еще слишком юн.
– Нам нужен только Экскалибур. Больше ничего.
– Вряд ли он вам поможет.
– Он помогал больше тысячи лет.
– А тебе не приходило в голову, что мы больше тысячи лет занимались не тем? Что это, мягко говоря, странно, когда в конце службы тебя ждет в худшем случае безумие, а в лучшем – предательство? Ты же сам избежал этого случайно, даже не по своей воле, правда?
Ланселот ничего не ответил. Но выглядел он так, будто молниеносный удар ноги Персиваля на этот раз уже не остановился в паре волосков от самого уязвимого места.
– Твой ученик слишком юн, – повторил хозяин замка. – А ты хочешь для него той же участи?
– Что ты мне предлагаешь? – выговорил Ланселот, как будто сплевывал кровь.
– Сейчас я предлагаю вернуться обратно в зал и оценить бокал мальденского. А потом я кое-что расскажу о своих исследованиях…
Огонь аппетитно урчал в камине. Тени на стенах устроили причудливый театр. Персиваль раскурил длинную-предлинную трубку, и по залу распространился сложный аромат.
Гости и хозяин сели в кресла перед камином в полукруг, словно перед большой плазменной панелью, чтобы смотреть футбольный матч.
– Знаешь, малыш, тебе очень повезло, что ты родился на Земле, а не где-нибудь, – Персиваль обращался к Санчо. – Наш родной мир лишил нас магии, но подарил намного больше. Парадоксальным образом у нас не только самое совершенное фехтование и боевое искусство. Земной науке тоже было бы чему поучить мудрецов Сферы. А ведь мы по меркам Упорядоченного – дети. Оруженосцы без особых талантов. Ты слышал о теории Большого Взрыва?
Санчо кивнул. Хотя на самом деле он слышал только выражение, не зная сути.
– Я изучал сказания разных миров. А здешние сказки часто ближе к истине, чем земные документы и научные выкладки. Но сугубо земная идея о Большом Взрыве имеет рациональное зерно. Только у нас, где так много решают взрывы и бомбардировки, могли до этого додуматься. Когда-то не было Сферы Миров, а был только Хаос. Знаешь, что такое Хаос?
– Ланселот говорил мне, что там нет ничего из того, что мы любим, – ответил Санчо.
– Хорошо сказал, – вставил Тристан.
– И все? – Персиваль вопросительно посмотрел на Ланселота. – Ты обучал его сражаться, но не уделил внимания теории?
– В теории ты у нас всегда был мастером, – улыбнулся рыцарь. – Я всего лишь недоучившийся аспирант.
– Да, в отличие от некоторых я не прерывал занятий наукой, – парировал хозяин замка. – Так вот, мой мальчик, – он вновь обратил взгляд на Санчо сквозь круг трубочного дыма, как сквозь мишень, – Хаос есть поле чистой вероятности. Твой наставник, конечно, прав. Даже любовь при всей ее иллюзорности – нечто хоть насколько-то стабильное. Ты же точно знаешь, что ты любишь, а что нет? Или кого?
Санчо кивнул. Его почему-то не задевало, когда Персиваль говорил «мой мальчик».
– Вот видишь! А Хаос противоположен всякой стабильности. Это даже не пространство, ведь пространство тоже нуждается в каком-то порядке. Хаос находится за пределами добра и зла, именно потому он чужд всему, что мы ценим. В нем все только может быть и в то же время ничего быть не может. Его не дано уяснить себе человеческим разумом, потому что наш разум – явление Упорядоченного. Так что не делай круглые глаза, изображая, будто ты меня понимаешь, – хозяин замка выпустил очередной круг-мишень.
Ланселот по обыкновению сардонически улыбался. В отсветах камина и игре теней он чем-то напоминал Кукушкину молодого Брюса Уиллиса. Впрочем, казалось диким в такой обстановке вспоминать, что где-то в пределах Реальности существует такое место, как Голливуд.
