— Отец Океан, — произнес капитан Аттикус звучным уверенным голосом, хотя Джаг знал, что он не мог не испытывать слабости, — мы отдаем тебе тела этих храбрых моряков, которым ты оказал честь покоиться на своем дне, хоть им иногда и приходилось, выбиваясь из сил, сражаться с тобой. Прими их в свои объятия и открой им свои тайны, которых они так и не узнали при жизни.
Солнце склонялось к горизонту, и двеллер, позаботившись обо всех раненых, стоял вместе с другими моряками на палубе. Один из тех, чьи раны он по мере своих способностей перевязывал, умер, не приходя в себя. Джаг надеялся, что смерть его и правда была такой мирной, какой казалось.
Семнадцать тел были зашиты в парусину; корабельные запасы этой ткани оказались почти израсходованы. Ни одному капитану не хотелось, говоря по чести, использовать таким образом качественную ткань, и капитан Аттикус вполне мог бы просто сбросить тела за борт.
Но это были их товарищи, которые долгое время жили с ними рядом и вместе держали в тайне существование Хранилища Всех Известных Знаний в Рассветных Пустошах.
Один за одним члены экипажа пропели прощание с мертвыми, и семнадцать павших в бою моряков погрузились в морскую пучину, а «Ветрогон» поспешил дальше на запад, в Кровавое море.
Джага морское погребение ужасало. На дне океана тела поедали крабы и рыбы, пока не оставляли от них одни кости. Двеллер слегка вздрогнул от этой мысли, зная, что, если ему и удастся заснуть сегодня, сны его будут беспокойными.
Когда церемония закончилась, матросы вернулись к своим делам. Чтобы привести «Ветрогон» в порядок, требовалось еще много работы.
С двеллером никто из них не заговорил, и он знал, что все они винили его в смерти своих товарищей. Он и сам себя в этом винил.
И все из-за книги, которую он даже не мог перевести.
— Библиотекарь Джаг!
Услышав голос капитана, двеллер повернулся к кормовой надстройке. Капитан Аттикус стоял у бортика; его левую руку поддерживала перевязь.
— Слушаю, сэр? — отозвался Джаг. Наверху затрещала оснастка и хлопнули паруса. «Ветрогон» словно скаковая лошадь мчался бешеным аллюром по морским волнам.
— Подкрепиться вы могли бы и в кают-компании.
В одной руке у двеллера была тарелка, а в другой кружка чая из ягод чулоц. На тарелке горкой лежали пряники, орехи, лепешки, тушеные кусочки говядины и сыр. За пазуху он спрятал пару яблок. На самом деле для завтрака было уже поздно, а для обеда рано, но он еще не успел поесть, потому что встал сегодня несколько позднее: почти до самого утра работал при свете фонаря. Глаза у него все еще горели и болели от перенапряжения и недосыпания.
— Так тоже неплохо, сэр, — сказал Джаг. — На свежем воздухе разыгрывается аппетит. — Двеллер не поэтому поглощал свой завтрак на палубе, и они оба это прекрасно знали. Хотя со времени нападения на «Мясную муху» прошло три дня, команда все еще предпочитала Держаться от него подальше. Он стал изгоем на этом маленьком островке среди огромного океана.
Ничуть не облегчало дела и то, что его освободили от работ по ремонту корабля — в трюме дел оказалось выше головы, просмолка грозилась вот-вот разойтись, и надо было заделывать треснувшие доски корпуса. «Ветрогон» набирал воду, но не слишком быстро, и команда пока вполне с этим справлялась.
— Мне хотелось бы побеседовать с вами кое о чем, библиотекарь Джаг.
Двеллер неохотно поднялся на кормовую надстройку, зная, что капитан непременно примется расспрашивать о том, есть ли прогресс в переводе книги, за которую отдали жизни семнадцать человек, несколько десятков гоблинов и один волшебник. Книга вместе с дневником лежала у Джага за пазухой.
— Как продвигаются дела, библиотекарь? — спросил капитан, не отрывая взгляда от горизонта вдали. Серо-зеленая вода уже начинала приобретать красноватый оттенок, которому Кровавое море было обязано своим именем.
— Я все еще предпринимаю попытки расшифровать текст, — ответил двеллер, решив сразу перейти к делу и сберечь время.
Я в этом и не сомневался, — заметил капитан Аттикус.
— Но результата я еще не добился.
Аттикус коротко кивнул.
— Меня это не радует, библиотекарь. Я надеялся сообщить экипажу о ваших успехах в расшифровке книги в надежде, что это облегчит ребятам перенести горе от потери товарищей.
Про себя Джаг сомневался, что это возможно. Мало кому из так называемых «пиратов», бороздивших Кровавое море, приходилось платить за это жизнью. Обычно команды таких кораблей, как только в окрестностях появлялся посторонний корабль, просто поднимали флаг с черепом и скрещенными костями, и это отпугивало тех, кто мог обнаружить остров.
— Я понимаю, — вздохнул двеллер.
— Очень тяжело терять так много хороших ребят. Джаг не знал, что на это ответить.
— Вот еще что, библиотекарь. — Капитан Аттикус продолжал смотреть в море. — Если вы обнаружите, что мы спасли всего лишь кулинарную книгу, я бы предпочел, чтобы матросы об этом не узнали. Даже дома в порту. — Он сделал паузу. — Вам это понятно?
— Вполне.
— Тогда поговорим, когда у вас будут новости.
— Разумеется, сэр.
Капитан взмахом руки дал двеллеру понять, что он свободен, и тот спустился с надстройки и поплелся вдоль борта. От этого разговора он почти потерял свой обычно хороший аппетит, вполне соответствующий традициям его сородичей.
Никто не верил, что у него получится. Джаг это знал. После трех дней абсолютно никто не верил, что он сможет прочесть эту книгу. Более того, экипаж «Ветрогона» считал, что даже если он это и сделает, то книга вполне может оказаться мало что значащим пустячком.
Двеллер добрался до оснастки на носу и уселся, скрестив ноги, на бухту линей. Он положил тарелку на колени и попытался успокоиться, глядя на воду.
Приближался полдень. На Джага падала тень от фока, и он в своих свободных штанах и рубахе стал ощущать прохладу. Вдали двеллер заметил первые слабые струйки тумана, обычно укрывавшего Кровавое море.
Туман означал, что Рассветные Пустоши были всего в нескольких днях пути, и при виде его Джага охватило незнакомое ему дотоле чувство. Ему было и сладко, и горько на душе; он возвращался домой после многих недель, проведенных вдали от родного города, Библиотеки и Великого магистра, и после всех увиденных им ужасов ему хотелось вернуться туда, в знакомый мир.
Он зря уехал. Не надо было этого делать. Великий магистр Фонарщик напрасно пытался заставить его задуматься над этим перед отъездом.
Ну, зато теперь он понял.
Он только надеялся, что сможет хотя бы найти ключ к переводу, до того как «Ветрогон» бросит якорь в Дальних доках. После всего пережитого Джаг не вынес бы возвращения в Хранилище Всех Известных Знаний с загадкой, которую он не смог разрешить, несмотря на то что Великий магистр убил на него столько времени.
