Рингил всю свою жизнь был существом нехорошим – до такой степени, что даже в устах хейтера это переставало звучать комплиментом. Он никогда не останавливался на нужном расстоянии, перейдя порог – и поэтому редко успевал скрыться. Но вместо того, чтобы подучиться теории шокинга, решил стать идейным самоубийцей, чтобы пользоваться каждым случаем невольного мученичества. Так Рингил возвысился в своих глазах... Но другие глаза, черные и настолько большие, что цвет их белка до сих пор оставался неустановленным, увидели в мелком хейтере нечто большее, чем мнил о себе он сам.
Возможно, Сулмор было свойственно несколько преувеличивать достоинства мальчишки, в которого она так неожиданно влюбилась. Но даже если смотреть на голые факты – Рингил ни разу не поставил свою веру против общего блага. Ни разу возможность стать предметом общедепартаментской ненависти при посредничестве беспредельщиков не пришла ему в голову. Непредельщики, конечно, были для хейтеров врагами и воплощением вселенского зла, если не хуже, но хейтерская логика и тем более вера могли при необходимости толкнуть и на большее. Рингил был единственным хейтером, в использовании которого нелимитированные были серьезно заинтересованы. Они могли спокойно предложить ему обмен...
–Предлагали, – оказалось, что все это время Нора просматривала ее мысли. Ангмарская чуть не взвилась под потолок широкого коридора, обшитого красными панелями. – И правда отказался... Как и твоя Мэлис... Правда, подробностей я не знаю...
–Когда? – Рингил не так уж много скрывал... Правда, и не хвастался – сообщал сведения как бы между прочим, и все...
–А, один специалист по нашей психологии, три года назад, – Нора вздохнула. – Именно в такой формулировке. Мол, сделаешь для нас кое-что и умрешь, всеми ненавидимый. Только он, как и ты, ошибся в корне...
Последняя фраза прозвучала с пренебрежением, свойственным только идейным хейтерам и только тогда, когда они разговаривают со своими бессмертными коллегами.
–В котором корне? – холодно осведомилась Сулмор. Ситуация была странной и неприятной с точки зрения хейтерши, редко пользующейся подворачивающимися возможностями для усиления своей ненависти к миру. Ненависть, присущую Ангмарской принцессе, усиливать было совсем не обязательно. Она существовала отдельно и имела множество ненадуманных причин.
–Ты никогда не думала, почему мы стремимся быть героями? – вопросом на вопрос ответила Нора, останавливаясь и разворачиваясь. – Почему я спасаю тех, кого большинство считает всего лишь разновидностью рабочего материала? Почему Мэлис не пользуется своей силой во зло, хотя ей ничто не мешает?
«И правда и не мешает, – всплыла хмурая мысль, немедленно защищенная по полной программе – тупить меньше надо, для чего Мэлис ставила эту защиту? – И творит она, что хочет... Лишь бы это не закончилось чем-то неприятным для нее самой. И действительно обосновывает с точки зрения блага, общего и личного...»
–Мэлис просто не хочет работать на беспредельщиков, – но работает. Только не хочет, чтобы об этом знали. – А твой психоз...
–Я просто выбрала для себя идею, за которую мне не будет бесполезно умереть, – в глазах Норы что-то блеснуло. Что-то, напоминающее слезы. Или – очень маленькую искорку сумасшествия. – Хейтер, заполучивший в свое сознание метод саморазрушения, делает все, чтобы этот смертный дар возненавидели, поэтому всегда уходит на пике славы...
–Тебе до него далеко, – Сулмор подхватила промелькнувшую в разговоре нить. Ангмарскую вызвали на разговор-дуэль, и следовало относиться к происходящему как к провокации.
–Я хотела бы жить долго, чтобы с гарантией остаться в памяти, – слезы исчезли, словно их и не было. – Потому что просиять ярко мне не дано. Ты знаешь, можно сделаешь и так, и так, это у кого как получается...
–До этого места я не дочитала, – отступление. Шаг назад. – Но тебе точно не представится случай сверкнуть. Один уже был, и он засекречен...
–Я знаю, поэтому я еще жива, – Ангмарская подумала, что все же немного утратила практику. Нора теснила ее по всем фронтам. – Но я все еще надеюсь, и поэтому не бросаю вашу с Мэлис компанию.
Оружие сложено. Сулмор почти услышала, как слова ударились о паркет с благородным звуком, присущим мечам из хорошей стали.
–Рингил никогда не хотел стать кем-то вроде Контера. Не спорю, среди наших коллег есть те, кому другого и не надо, но Хаос справедлив и никогда не даст им шанса, – продолжила Нора, одновременно сворачивая в боковой коридорчик. – Только они – не настоящие идейные самоубийцы. Они – настоящие идиоты...
Следующий поворот вывел юных демонесс к неширокой лестнице. Снизу доносилась резкая, рваная музыка, в некачественной записи, но слова разобрать можно было. Неизвестный исполнитель задавался вопросом – с какой стати он все еще любит кого-то, если ненавидит все связанное с этим любимым. Эту песню в последние дни крутили довольно-таки часто, в разных комнатах... Кто-то определенно принес ее с собой.
–Я поняла, – Ангмарская кивнула. – Наше благородство...
–Не «наше», – Нора перепрыгнула через провалившуюся ступеньку. – Не хейтерское, если ты об этом. Можно знать кодекс наизусть и продолжать быть сволочью. Кодекс, ты знаешь, позволяет выбирать... Нет, ты не относишься к тем, кто физически не способен жить иначе, чем я, Рингил, и даже твоя Мэлис... Иначе не спрашивала бы.
Нора все время отвлекалась на то, чтобы напомнить себе придуманный заранее повод, но Сулмор не спрашивала, зачем ее вообще потащили куда-то. Похоже, заранее решила, что причина будет надуманной.
В целом, Нора Лойе была с этим мнением согласна. Ей хотелось просто поговорить с Ангмарской – убедить в том, что Рингилу далеко не все демоны подходят в качестве пары. «Его тьма», о чувствах которой он так заботился, к подходящему разряду не относилась. В этом Нора была уверена. Не из-за ревности, совсем нет... Рингила нельзя было не ревновать, но так же сложно было игнорировать тот факт, что поводы к этому он создает помимо своего желания. Малыш мог считать, что нашел свою тьму, нашел девчонку, которая будет ненавидеть его, когда он умрет, но до самого конца – сходить с ума от любви... Только вот Сулмор соответствовала лишь его представлению о таком демоне. На самом деле Рингил нуждался в другом – но никогда не понял бы этого сам. Так решила Нора Лойе...
–Так вот, Ангмарская, ты делаешь типичную ошибку шокера, – этот разряд хейтеров эльфозащитница ненавидела сильнее всего. – Считаешь, что можно, например, отдать жизнь за сторону, которую ненавидишь, и это будет правильно. Ортодоксы тоже думают, что это возможно. Только вот с приходом смерти кое-что изменилось. Мы начали уходить навсегда и уносить свою ненависть с собой. Если кто-то из нас будет творить зло, кто будет плакать о нем потом, кто будет ненавидеть его за уход, а не радоваться тому, что он не успел чего-то испортить?
