Военачальники, как водится, прошли ко мне через море почтительно расступающихся рыцарей, встали полукругом, серьезные и величественные.
Я вскинул руку.
— Воины Господа! Нас призвал Творец в этот мир для великой цели! Нам дан великий шанс творить благо и справедливость не только в своем доме, но везде, куда падет наш взор!.. И скажу с ликованием, мы не посрамили доверие Господа!.. Битва, которую мы выиграли, не уступает той, в которой наши герои сломили хребет захватчикам в Сен-Мари, после чего варвары решили отступить из королевства.
Рыцари одобрительно закричали. Простые ратники начали стучать в щиты, но граф Ришар повелительно вскинул руку, и все послушно затихли.
— Будут еще кровавые битвы, — пообещал я, и эти сумасшедшие снова обрадованно заорали. — Будут сражения, бои, схватки, но мы доведем свою работу до конца, ибо за нами — Творец! Мы выполняем то, что начертал в своих планах Он. После победы под Шварцвельдом нам открылись дороги на Турлец, Фрянкс и Галигению, а передовые отряды сэра Норберта и сэра Митчелла вошли в земли гуцов, верховиков и вивцив, где расположены королевства…
Я запнулся, граф Ришар придвинулся, готовый подсказать, уже и рот открыл, но я покачал головой.
— Нет-нет, — сказал я громко, — их названия помню, но стоит ли запоминать победителям? Еще не знаю. Думаю, это дело тех, кому эти земли достанутся. Может быть, какому-то барону или виконту будет лестно, что на его землях располагается королевство, что полностью в его власти…
По рядам прокатился хохот, через минуту уже все ржали, довольные, как кони среди лопнувших мешков с отборной пшеницей. Я чувствовал, что очень многие сохранят в своих владениях такие вот королевства, чтобы хихикать и наслаждаться властью над королями, пусть и такими крохотными.
— А теперь, — продолжал я с подъемом, — время наградить особо отличившихся! Вы знаете их. Вы сами назвали их, я только собрал ваши голоса.
Море блестящей стали пришло в некоторое движение, некоторые старались протискиваться ближе, хотя и стараюсь произносить слова так, чтобы достигали и самых дальних.
— Хочу представить вам благородного рыцаря, — сказал я, — который, по вашим словам, особенно отличился в боях. Подчеркиваю, это ваш выбор! Я прибыл только к решающему сражению, а сэр Вильярд, я говорю о нем, уже успел к тому времени стяжать славу в схватках с небольшими отрядами варваров!
Рыцари одобрительно кивали, переговаривались, на лицах вижу одобрение. Все правильно, этого рыцаря из Вестготии видели в боях, орел, быстрый и яростный, как лев, бесстрашно бросается в самую гущу схватки, раненых прикрывает, а для единоборства выбирает самых опасных противников.
— Сэр Вильярд, — я говорил напряженно нейтральным голосом, с этим стойким рыцарем все сложно, любую мою интонацию может истолковать так, как подталкивает уязвленное самолюбие, — вы весьма и бордзо зело отличились в этой битве. Все рыцари, знатные и простые, отмечают ваши подвиги, вашу доблесть и вашу беспримерную отвагу!.. Благодаря вам был прорван центр войска варваров, что обеспечило нам победу…
Он слушал молча, только недоверчиво и хмуро зыркал из-под насупленных бровей. Рыцари его отряда одобрительно шумели, горделиво расправляли плечи.
— Потому я, — проговорил я торжественно, — властью, данной мне Богом и императором Генрихом Третьим, жалую вас титулом барона!.. И вручаю во владение Мевовию с землями по Карлию, до самой реки Ястре, куда входят города Голгон, Илепия и Устень, каждое из которых, как вы можете догадаться, — королевство.
Вильярд поклонился, лицо хмурое, быстро посмотрел по сторонам. Рыцари кричали ему славу и били кулаками в щиты.
— Ваша светлость, — произнес он сильным голосом, — я бесконечно тронут вашей милостью и крайне польщен столь высокой наградой… как и чрезмерной оценкой моих воинских дел…
Я сказал громко:
— Ничуть не чрезмерной.
Воины закричали:
— Ничуть! Он дрался, как лев в стаде овец!
— Он лучший!
— Слава Ричарду Справедливому!
Вильярд повысил голос, и тот перекрыл все крики:
— Однако я со всем прискорбием вынужден отклонить столь щедрый дар.
Все в недоумении сперва умолкли, затем зашумели, начали переглядываться.
Я ощутил неладное, спросил сдержанно:
— Объяснитесь, сэр Вильярд.
Он гордо выпрямился и взглянул мне в глаза.
— А еще вы хотели бы, чтобы я немедленно принял эти земли и начал ими заниматься.
Я замедленно кивнул.
— Ну… это подразумевалось.
Он покачал головой.
— Ваша светлость, я не могу позволить себе принять дар первым из всего огромного войска, где так много достойнейших рыцарей! Второе, я не могу принять эти земли, потому что война еще не закончена. Только по ее окончании можно судить, кто вел себя достойно, а кто отличился лишь однажды, а потом только пьянствовал и прятался в кусты. Потому я прошу вашего изволения оставаться просто Вильярдом Иронфорестом, безземельным рыцарем.
Он смотрел гордо, красивый и возвышенный. Я ощутил себя гадко, вроде бы масштабы мои растут, но сам все мельчаю, мог бы догадаться, что Вильярд откажется… будь во мне самом больше рыцарства. И все присутствующие как будто и не удивились, поздравляют Вильярда, хлопают по плечам и никто не сказал, что он дурак и поступает по-дурацки.
«У тебя же Алонсия», — сказал я ему взглядом, — «ей нужно пристанище. Не тащиться же ей в обозе через всю страну…»
«Потащится», — ответил он мне молча. — «Жена пойдет за мужем всюду, если это настоящая жена».
«Прости», — извинился я взглядом, — «я сглупил».
«Принимаю», — ответил он точно так же.
Я сказал громко:
— Сэр Вильярд Иронфорест выказал скромность и благородство, столь необходимые для воина-крестоносца. Мы понимаем его мотивы… Потому пусть будет, как пожелал. Но титул барона отныне будет присовокуплен к его имени! К тому же рыцарь, отказавшийся от богатых владений, — разве не повод для баллады?
Его утащили в задние ряды, обнимая и восторгаясь им, менестрели явно сегодня же постараются что-то сочинить о глупом герцоге и благородном рыцаре, с презрением отвергнувшем недостаточно заслуженный, по его мнению, дар, а затем слух обрастет чудовищными подробностями, где я буду вообще по колено в дерьме…
Граф Ришар проводил его внимательным взглядом.
— А ведь это, сэр Ричард, можно было предвидеть…
— Но не такому дураку, — ответил я с досадой. — Граф, меня заносит то в одну, то в другую сторону. По молодости или по дурости?
Он усмехнулся.
— Обычно это синонимы. Но никто из молодежи с этим не согласится.
