Я метнулась в нашу спальню и высунулась в открытое окно. Над забором желтела солома волос нашего соседа. Возле калитки, не давая ему войти, оборону держала Ольга Николаевна.
— Ты, эт, соседушка, только лопатой по голове не надо, ладно? А то мне и так чего-то худо! Я чего пришел-то: сказать, что бабка моя из города вернулась. Зайти тебя просила.
— Это еще зачем? — подбоченилась хозяйка.
— Она тебе трех цыплят привезла. Взамен тех… потерявшихся.
— Ха, хитрая она у тебя! Поперли, значится, курей, а отдавать цыплятами собрались? Вот сначала вырастите их, ночей не поспите, а потом уже посмотрим!
— Слышь, теть Оль, — Гришка добавил в голос металлических ноток, — можешь и не брать, но скажу сразу: не возьмешь этих, вообще ничего не получишь! Свидетелей не было, заяву участковому не писала. — И тут же сбавив тон, жалостливо вздохнул: — Эх, а жалко будет, если ты не возьмешь. Она не бройлеров каких, а несушек где-то раздобыла.
— Мм, — последний аргумент соседа явно оказался для нашей хозяйки жирным плюсом. — Где, говоришь, она сейчас?
— Так дома, где ж еще? — Он посторонился, пропуская ее. — А твои гостьи в город, что ли, умотали?
— Галина. А вторая дома осталась, — сдала меня старуха, заставив спрятаться за шторку. — Так что охрана имеется, и снова чего украсть даже не надейся.
Через пару секунд тихий окрик заставил меня замереть.
— Лиз, Лиза! Выйди, разговор есть!
Я высунулась в окно и уставилась в белесые глаза соседа. Как затянутое серой дымкой небо. Интересно, и с чего я вчера решила, будто они у него зеленые?
— Чего тебе?
Он смущенно улыбнулся.
— Ты это, того, не обижаешься, что я тебя вчера бросил?
— В смысле?
— Ну… с лесником о жизни так заговорились, что проснулся сегодня утром. — Он виновато взлохматил макушку. — И сразу к тебе! Правда, вначале в засаде сидел, ждал, когда сестра твоя уедет. Сурьезная она у тебя!
Чувствуя, как реальность пытается от меня сбежать, я переспросила:
— Гриш, ты что, ничего не помнишь?
Тот искренне помотал головой и сразу насторожился.
— А чего я должен помнить?
— Та-ак! — Я подержалась за лоб и бросила: — Подожди, сейчас спущусь.
Едва я спустилась, как он шагнул ко мне, прищурился и вдруг спрятал руки за спину.
— Так что вчера было-то?
— Да ничего особенного. К озеру прогулялись. — Я тоже остановилась в метре от него.
— К какому озеру?
— К Русалочьему.
— Да не было этого! Говорю ж, мы с лесничим заговорились, потом я вышел, а тебя уже и след простил! — Он смущенно почесал затылок. — Ты это… того… не обижайся? Ну и то, что я к тебе маленько приставал… Может, ты мне нравишься.
— Уходи. — Я развернулась и пошла к двери. Ощущение какого-то невероятного обмана, подлога, обидой сдавило сердце. Ненавижу!
— Что? — Он удивленно похлопал выгоревшими ресницами.
— Пошел вон! И никогда больше сюда не приходи! — выпалила я ему в лицо и, влетев по ступенькам в дом, захлопнула дверь.
— Лиз! Ты чего?
Подперев спиной затрясшуюся дверь, я на всякий случай задвинула щеколду.
— Открой!
— Та-а-ак! Чего это ты тут буянишь?
От внезапно раздавшегося голоса хозяйки, дверь мгновенно перестала трястись.
— Да я…
— Иди домой. Бабка зовет.
Секундой позже я услышала удаляющиеся шаги, хлопнула калитка и все смолкло. Ну надо же, какой авторитет!
В дверь тихонько стукнули.
— Лиз, открывай, он ушел.
Я щелкнула задвижкой и смущенно улыбнулась Ольге Николаевне.
— Надоел.
— Понимаю…
Она прошла в дом, а я постояла на крыльце, разглядывая безоблачную синь неба. День обещает быть жарким и… долгим. Надеюсь, сестренка не очень задержится в городском раю.
В глубине дома что-то загрохотало, я бросилась на звук и на пороге кухни остановилась. Хозяйка достала похожий на кастрюлю с приборчиками агрегат и установила его на плиту. Деловито сняв с кастрюли какие-то шланги и спираль, она притащила из своей комнаты здоровенную бутыль с чем-то белым и торжественно выбулькала ее содержимое в кастрюлю.
— Эээ, а… я могу чем-нибудь помочь?
— А чего мне помогать? — Взглянув на меня, она деловито нацепила шланги, открыла воду и, щелкнув выключателем, уселась за стол. — Умный аппарат. Только надо дождаться, когда закипит, и убавить.
— И что это будет?
— Так самогонка!
— Фу… — я поморщилась.
— Меж прочим, натурпродукт! — обиделась хозяйка. — Не стану же я настои себе на зиму готовить из того суррогата, что в магазине Зинка продает.
— Хм… — Я глубокомысленно помолчала. Если честно, в крепких напитках я не разбиралась, и особой разницы для меня не было. — А…
— Насчет сегодняшнего утра… — перебила она мою так и не оформившуюся мысль. — Ты не пугайся. Ладно? И сестру успокой. У меня иногда такое бывает. Могут ложки летать и… каша, как ты уже сегодня видела. Дух неугомонный у меня живет. Домовой.
— Ага, заметила, — улыбнулась я.
— Ой, как приятно, когда меня обсуждают! — умилился Хряп, проявляясь на убранном хозяйкой столе. — А то хоть голову разбей — не видят и все! Или все на крыс списать готовы! А какие крысы в моем доме?! — он принялся расхаживать по столу, возмущенно размахивая руками. — Не ценят меня! Уйду я от вас!
— Угомонись! — вдруг прикрикнула на него хозяйка. — Сейчас начнешь стонать до завтра!
— Не стонать, смею заметить, а возмущаться вопиющей несправедливостью! — тут же вскинулся Хряп. — А то никакой благодарности от тебя не дождешься!
— Интересно, за что? Или я должна тебя благодарить за сегодняшний разбросанный по кухне завтрак?
— Ну, я же убрал!
— А на столе?
— А разделение труда?
— Так! — Я подержалась за голову, пытаясь сообразить что-то важное… важное… И тут до меня дошло. — А-а-а! Теть Оль, вы что, его видите?!
Эти двое смущенно замолчали.
— Ну… вижу. Свое же…
Я возмущенно уставилась на прогуливающегося по столу Хряпа.
— Зачем ты мне врал? Никто не видит, не слышит! Один!
— Я не врал! — Он попинал крохотной ножкой одиноко стоявшую на столе сахарницу. — Просто не уточнил, что кроме Олюшки меня точно никто не видит!
— Важно даже не это! — Хозяйка убавила огонь. — А то, что его видишь ты!
Я пожала плечами.
— С детства вижу, и не только домовых.
Ответить ей не дали.
— Ли-из, — хлопнула дверь, и из коридора вновь послышался голос Гришки, — а я что приходил… погода — чудо!
Мы с хозяйкой переглянулись.
— Вот неугомонный! Ну, где ты там? Иди сюда!
