Ее глаза вновь превратились в узкие щелочки, сверкая огнем еще более холодным, чем бриллианты в ее короне.
– Что каждая из нас приобретет от такого альянса?
– Ты получишь внимание и помощь моих союзников.
– Мы имеем мало дел с гоблинами.
– А сидхе?
– А что сидхе?
– Как союзники одного из наследников вы получите определенный статус. Никто не сможет больше пренебрегать вами – из опасения, что вы затаите злобу и нашепчете мне что-нибудь.
Она продолжала сверлить меня светящимися глазами.
– А что от союза приобретешь ты?
– Вы могли бы шпионить для меня, как и для королевы.
– А для Кела?
– Вы откажетесь от шпионажа для него.
– Ему это не понравится.
– Это его проблемы. Если вы станете моими союзниками, то тронуть вас – значит оскорбить меня. Королева объявила, что я нахожусь под ее защитой. Поднять на меня руку – это сейчас означает смертный приговор.
– Значит, если он оскорбит меня, ты за меня вступишься. И что потом?
– Угрожай перенести весь свой двор ко мне, в Лос-Анджелес.
Она поежилась.
– Я не желаю уводить моих людей в человеческий город. – Она произнесла это так, словно существовал только один человеческий город – Город с большой буквы.
– Вы сможете поселиться в Ботаническом саду, это акры открытого пространства. Здесь найдется место для вас, Ни-севин, я клянусь.
– Но я не хочу покидать двор.
– Куда бы ни шли феи-крошки, волшебная страна идет вслед.
– Почти никто из сидхе об этом не помнит.
– Мой отец хорошо обучал меня истории фейри. Феи-крошки больше всех близки к первооснове волшебной страны, к тому главному, что отличает нас от людей. Вы – не лепреконы или пикси, что страдают и умирают, оторванные от наших холмов. Вы и есть волшебная страна. Разве не говорят, что, когда исчезнет последняя из фей-крошек, не будет больше волшебства на земле?
– Предрассудок, – бросила она.
– Может быть, но если вы покинете Неблагой Двор, а благие сохранят своих фей-крошек, то неблагие будут ослаблены. Кел может не помнить эту часть наших преданий, но королева – помнит. Если Кел оскорбит вас настолько, что вы начнете паковать веши, королева вмешается.
– Она прикажет нам остаться.
– Она не имеет права приказывать другому монарху. Таков наш закон.
Нисевин занервничала. Она боялась Андаис. Все ее боялись.
– Я не хочу вызывать гнев королевы.
– Как и я.
– Ты на самом деле веришь, что королева накажет собственного сына, если он вынудит нас уйти, вместо того, чтобы сорвать гнев на нас? – Она снова скрестила ноги, сложила руки на груди, в страхе забыв и о заигрывании, и о монаршем статусе.
– А где Кел сейчас? – напомнила я.
Нисевин хихикнула – очень неприятным смешком.
– Терпит шестимесячное наказание. Делаются ставки, что его рассудок не выдержит шести месяцев заключения и пытки.
Я пожала плечами.
– Об этом ему стоило подумать до того, как стать таким плохим мальчиком.
– Ты шутишь, но если Кел выйдет безумным, он прокричит твое имя. Твое лицо он захочет сокрушить.
– Дойдем до реки, а там уж станем думать о переправе.
– Что?
– Это человеческая поговорка. Означает, что заниматься проблемой стоит тогда, когда она возникнет.
Она глубоко задумалась, а потом сказала:
– Как ты сможешь давать мне свою кровь? Не думаю, что кому-либо из нас понравятся еженедельные путешествия между двором и Западным морем.
– Я могу пролить ее на хлеб и сущность ее переслать тебе посредством магии.
Она покачала головой, разметав призрачно-серые локоны вокруг узеньких плеч.
– Сущность – не то же самое.
– Что ты предлагаешь?
– Если я пошлю тебе кого-нибудь из своих подданных, он сможет действовать как мой заместитель.
Я подумала об этом секунду, ощущая напряжение Холода, слушая низкий, почти рвущий звук, с которым Рис вел щетку сквозь волосы Дойла.
– Согласна. Скажи мне, как вылечить моего рыцаря, и присылай своего заместителя.
Она засмеялась, зазвенели не в тон колокольчики.
– Нет, принцесса, ты получишь лекарство из уст моего заместителя. Если я дам его тебе сейчас, до того, как получу плату, ты можешь и передумать.
– Я дала тебе слово. Я не могу взять его назад.
– Я слишком давно имею дело с великими из фейри, чтобы верить, будто все держат свое слово.
– Это один из строжайших наших законов, – удивилась я. – Нарушить слово – означает изгнание.
– Если только у тебя нет очень высоких друзей, которые не допустят, чтобы об этом узнали.
– О чем ты говоришь, королева Нисевин?
– Я говорю лишь, что королева очень любит своего сына и нарушила не одно табу ради его безопасности.
Мы глядели в глаза друг другу, и я понимала без слов, что Кел раздавал обещания и не выполнял их. Одно это обрекло бы его на ссылку и, безусловно, закрыло бы дорогу к трону. Я знала, что Андаис избаловала Кела непозволительно, но и не подозревала насколько.
– Когда нам ждать твоего посланца? – спросила я.
Она поразмыслила над вопросом, лениво протянув руку к приникшей к полу мыши. Та подобралась поближе, длинные усы подергивались, уши стояли торчком – будто она не была уверена в благосклонном приеме. Королева нежно потрепала ее.
– В ближайшие дни, – произнесла она.
– Мы не все время сидим дома в ожидании посетителей. Недостойно было бы встретить твоего посланца недостаточно гостеприимно.
– Оставь горшок с цветами у двери, и его это поддержит.
– Его?
– Полагаю, он понравится тебе больше, чем она, не так ли?
Я слегка кивнула, потому что не была уверена, что мне есть до этого дело. Мне предстояло разделять кровь, а не постель, так что разницы для меня не было, или, во всяком случае, я так думала.
– Уверена, что выбор королевы мудр.
– Любезные слова, принцесса. Остается убедиться, что за ними последуют столь же любезные дела.
Ее взгляд снова метнулся к мужчинам, остановившись на Дойле и Рисе.
– Приятных снов, принцесса.
– И тебе, королева Нисевин.
Что-то резкое мелькнуло на ее лице, сделав его еще тоньше и острее, так что оно показалось маской. Если б она потянулась и сняла свое лицо – не думаю, что я смогла бы сохранить деловое выражение. Но она этого не сделала. Она просто проговорила голосом, похожим на шелест чешуи о камень:
– Мои сны – лишь моя забота, принцесса, и я сама буду думать об их содержании.
Я еще раз полупоклонилась.
– Я не хотела тебя обидеть.
– Я не обижена, принцесса. Просто на миг высунулась мерзкая физиономия зависти, – сказала она, и зеркало стало пустым и гладким.
