иные пути отработки долга.
Леди побледнела, Роб хмыкнул про себя. Конечно, закон есть, и знают его все. Только – бордель-то в городе один. И ходят в него все, кто может себе позволить – и члены городского совета, и сотник. Говорят, даже сын пастора не брезгует, пусть отец его такое явно не одобряет. Они – опять же, по слухам – вообще постоянно собачатся. Лет семь назад жена пастора попалась на измене – и он сам выволок её голой на площадь и высек плетью до полусмерти. Любовник свалил из города, избежав наказание, а она, не выдержав позора, повесилась. Сын отца не понял и не простил, пусть все и делали вид, что в семействе пастора тишь да гладь.
Ну а на закон о должниках всем проще и выгоднее закрыть глаза.
Леди выдавила сквозь зубы:
– Она согласилась. Всё законно.
Плеть молча подошёл к ошарашенной девке, взял её за плечи и рывком поставил на ноги. Она пискнула испуганно – а потом вдруг закричала:
– Враньё! Я – не хочу! Я убежать хотела!
– Заткнись! – зашипела Леди. Кажется, она хотела сказать ещё что-то. Оправдаться, а то и – взятку посулить. Брат Мартин не позволил, одним нетерпеливым жестом заставил её заткнуться. Спросил – у девки:
– Ты сколько здесь?
– Неделю.
Достав из-под рясы Трипутье, он кивнул и тихо забормотал молитву, после – осенил девку священным знаком. На миг ладонь Плети вспыхнула ярким светом – так, что Роб даже зажмурился. А потом по пальцам монаха вдруг побежала склизкая чёрная грязь. Он отряхнул кисть, вытер о плащ. Коротко сказал:
– Порченая.
Девка вздрогнула, побледнела – и разревелась, спрятав лицо в ладонях.
– Ты, значит, против была?
На вопрос Плети она закивала, тихо подвывая и не открывая лица. Брат Мартин повернулся к Леди.
– Закон един для всех, – повторил он. – Наказание за злоупотребление правом долга – пятнадцать плетей. По праву монаха Третьей Ипостаси, наказание исполню немедленно.
Леди прерывисто вздохнула и, отступив на шаг, схватилась за сердце. Роб с трудом скрыл улыбку – он надменную хозяйку борделя никогда не любил. Ходил к «Жёнкам» ещё до Марты, да и после женитьбы – чего уж – заглядывал иногда.
Следующие слова Плети понравились ему ещё больше:
– Снимай платье и становись на колени. Чем быстрее будет исполнено наказание, тем быстрее ты будешь чиста пред Триликим.
– Я-а-а… Я-а-а, – мямлила Леди, медленно отступая. Вдруг – закричала. – Я откупаюсь! Откупаюсь золотом!
Плеть кивнул, и хозяйка борделя облегчённо вздохнула. Роб тоже вздохнул – разочарованно. Женщине, конечно, было лет сорок, но выглядела она прекрасно. Особенный интерес вызывала пышная высокая грудь – так что было любопытно глянуть, что у неё под платьем.
Монах тем временем повернулся к девке.
– Как звать?
– Анна, брат Мартин.
– Я могу предложить тебе выбор, Анна. Первый вариант: ты можешь остаться тут, с этой хозяйкой. Она найдёт другой способ отработки долга.
Роб хмыкнул про себя – найдёт она, конечно. Даже если не возьмётся за старое (а кто ей помешает?), любовью к этой Анне тоже пылать не будет. Совсем. Плеть то уедет – а девке тут жить.
– Второй вариант – церковь заберёт твой долг вместо штрафа. Тогда ты станешь монахиней, возлюбленной сестрой Второй Ипостаси. Пока не отработаешь долг – а дальше уже тебе решать свою судьбу.
Лицо девки на миг просветлело. Правда – всего на миг. Потом она сообразила, что брат Мартин ей предложил. По сути – просто сменять шило на мыло.
Нет, неаккуратно где скажешь, что возлюбленные сёстры – шлюхи, получишь пару десятков плетей. Вот только… это почти так и есть. Сёстры милосердия Второй Ипостаси служат при церковных больницах, врачуют. Возлюбленные сёстры – тоже, пусть и обычной работой тоже занимаются – например, монастырскими полями и огородами. И те, и другие, ясное дело, много времени проводят в молитвах.
Разница в том, что иногда пасторы отправляют к возлюбленным сёстрам тех, кого надо… Возлюбить. И сёстры – любят. Как шлюхи. Разница только в том, что имеют их не по пять раз на дню, а хорошо если раз за год. А ещё, им потом ребёнка родить положено.
А из детей возлюбленных сестёр растят новых служителей церкви – тех же Плетей, например. Хотя, со стороны тоже набирают, ясное дело. При том, Третьими могут даже девки стать, не только мужики – пусть то и редкость.
Анна – бледная, как известь – спросила:
– Я могу стать сестрой милосердия?
Брат Мартин покачал головой:
– Сёстры милосердия невинны. В невинности и черпают они силы для исцеляющих молитв. Ты не сможешь пойти этим путём. Я вижу только один путь – путь любви, но не милосердия.
Анна долго медлила, но, покосившись на Леди, кивнула:
– Я согласна.
– Да будет так, – кивнул Плеть в ответ – и повернулся к хозяйке борделя. – Штраф заменяется на передачу права долга. Завтра, с полуденным колоколом, принесите пастору все расписки.
Леди что-то ответила – Роб уже не слушал. Всё равно раздевать её не будут. Шагнул к Анне. Как бы то ни было, за девку он порадовался – всё же, в монастыре лучше, чем в борделе. Даже в монастыре возлюбленных сестёр.
Девка, как стражник шагнул к ней, подняла на него взгляд – и синие глаза вдруг полыхнули яростью и отвращением. Роб от неожиданности чуть не запнулся, замер. И – не только из-за её реакции. Ну, обиделась дурёха, что он её выручать не побежал, и ладно. Юна совсем, и ни Четвёртого не понимает, как мир устроен. Дело было в другом.
Он узнал её. Он уже видел этот взгляд.
И Первый Лик Триликого – Господень, повелевающий, что дал человеку заветы, что зло есть, а что добро, и повелел люду подчиняться им. И Второй Лик Триликого – Сиятельный, солнцу подобный, что дарит людям слабым и грешным любовь Свою и заботу, и милосердие. И Третий Лик Триликого – Наказующий, что всегда находит зло в сердцах людских и карает виновных праведно и неотвратимо плетью и сталью. Так было, так есть, и так будет.
Вечная Книга
Анну трясло. Третий, рядом с которым она ощущала себя в безопасности, оставил её на улице наедине со стражником. С защитником порядка, ага.
Вроде, ни жестоким, ни мерзким он не выглядит –
