Небо начинало сереть, когда я увидела указатель на нужный поворот. Дорога была такая, что казалось — по ней только что отработала эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Мы проехали через уже проснувшуюся деревеньку, постояли, пропуская стадо коров. Еще километров двадцать. Рассвет. И у меня резко стали слипаться глаза — меня повело. Я прижалась к обочине, вышла, ежась от холода. Где-то в машине был термос с кофе, который я сварила еще в Питере. Надо было бы достать. Но на заднем сидении спали мальчишки — будить их было жалко.
Я огляделась — на пригорке виднелись несколько покосившихся домиков. Дымков над ними не было, мне стало интересно — что это такое. Я прошла по дороге немного вперед. И обнаружила замызганный указатель, на котором было написано «Большие Язвищи». Стрелка указывала на те самые домики, которые и привлекли мое внимание. Хмыкнула — мне здесь уже нравилось.
— Мама! — раздался от машины крик Паши.
— Что? — закричала я в ответ — и быстрым шагом направилась обратно. — Что-то случилось?
— Ты чего так пугаешь! — возмутился сын. — Мы проснулись — тебя нет!
— Доброе утро, — улыбнулась я всклокоченным, заспанным мальчишкам.
— Доброе! — улыбнулся мне в ответ Рэм.
Паша лишь недовольно зыркнул.
— Я увидела неподалеку несколько заброшенных домиков, по виду заброшенных. Жаль, что нельзя знать точно, есть там кто-то или нет.
— Почему же нельзя? — отозвался Рэм. — Можно.
Он замолчал. Глаза его замерли, рассматривая что-то нам неведомое.
— Я не чувствую людей, — наконец сказал он.
— Как ты это сделал? — изумился мой сын.
— Ничего сложного, — отмахнулся Рэм, — я хорошо чувствую живых.
— Как-то странно звучит, ты не находишь? — уставился на него Паша.
— Может, все это обсудим попозже? Я бы упала где-нибудь, — выступила я с предложением. — Часиков на несколько.
— Ладно. Поехали, посмотрим! — предложил Паша. — Все равно надо место искать, отдохнуть. А в идеале и на ночь задержаться.
— Да, — согласилась я. — Было бы неплохо. Это не гостиница, тут документов не спросят.
Мы тронулись. Съехали с асфальта на грунтовку. Проехали километра три — оказывается, домики были достаточно далеко от дороги. Добрались до этих самых «Больших Язвищ». Сначала мимо нас потянулись поникшие, покосившиеся деревянные домики, серыми тенями притаившиеся на пригорке. Деревня была пуста.
Потом мы спустились в низинку. Там стоял одинокий домик, которого как раз не было видно с дороги.
Паша рассмеялся, сказал, что мы — как Дядя Федор, пес и кот. Только коровы не хватает…
Тут мы и вышли. Мне мальчишки достали спальник. Я зашла в дом и — как стояла — так и рухнула. Проспала целый день. Когда проснулась, то обнаружила, что мальчишки вполне себе обжились.
Они натаскали воды — нашли старое ведро в сарае и колодец посреди деревни. Собрали все, чем можно было протопить печь. Открыли консервы, заварили кипятком макароны.
Когда я открыла глаза, то поняла, что в домике тепло. Но темновато. Ребята прошлись по заброшенной деревне. В дома особо не лезли, но в сараях обнаружили много чего интересного. В частности, свечи, которые сейчас и горели в комнатке, которую мы заняли.
Мне выдали миску с едой и кружку с чаем. И, как только я поела, то тут же угодила на военный совет, который устроили мальчишки.
— Мам, — высказывался Павел. — Я тебя все равно не понимаю. Если Рэму грозит опасность — надо ехать к дедушке. Он поможет.
— Меня предупредили, что это бессмысленно, — тяжело вздохнула я.
— Но бежать, бросив все… Это тоже как-то не правильно, — пожал плечами сын.
— Я думаю, вам стоит оставить меня здесь, а самим возвращаться, — вмешался Рэм. — Пусть вас укроют. А меня надо оставить моей судьбе.
Я внимательно посмотрела на него. По возрасту ему было столько же, сколько и Паше. Но по ощущениям, он был намного его старше. Взрослее. И печальнее.
Сын вопросительно смотрел на меня. Он склонялся к мысли согласиться с Рэмом. Тем более, тот сам предложил… Я разумом — и отчаянно бьющимся внутри инстинктом самосохранения — понимала, что поступить подло — это выход. Это способ выжить. Не метаться по неизвестности самой. Не рисковать Пашей.
Но отчего-то я не могла. Может, потому, что помнила хрип — и затухающее дыхание своего ребенка в той проклятой аварии. А потом его крик — крик заново родившегося человека.
— Нет. Мы никого нигде не оставим. Мы будем действовать по тому плану, который придумали в Питере.
— Тогда ознакомьте меня с ним, — пробурчал мой ребенок. — А то вы меня, как маленького, разводите. Сорвали с тренировки — а ведь ты, мама, знаешь, как для меня важен сейчас каждый день! У меня отбор в молодежную сборную на носу. А я тут, с вами, в какой-то дыре!
— Паш, выхода не было, — ответила я сыну.
— Это я уже понял. Но тогда уж — рассказывайте тогда уже все, как есть, — приказал мой ребенок. — А то, мамочка, твои сказки о том, что это сын подруги, которая попала в больницу, а ее ребенку жить негде… Это просто унизительно…
Теперь мы переглянулись с Рэмом.
— Прошу прощения за обман, — сказал юный герцог, обращаясь к Паше. — Моя мать обратилась за помощью к вашей только потому, что нам больше не к кому было идти. Я сожалею, что это подвергло ваши жизни опасности.
— И кто ты такой? Или надо обращаться на «вы»?
— Я — Геральд Аден Моэ, герцог Рэйм. Моя мать — правящая герцогиня Рэймская. Я ее единственный наследник. Несколько недель назад случилась попытка государственного переворота. Мой отец — консорт погиб, дав нам с матерью возможность покинуть дворец.
— Очешуеть, — выдохнул мой сын.
Интересно, но недовольно на него посмотрели не только я, но и Рэм.
— Да ладно вам, — пробурчал Паша.
— А если все же обратиться за помощью? — спросила я.
— Я не знаю, кому можно доверять. К тому же, у меня приказ матери — скрываться. Она взяла на себя расследование — выясняет, кто пытался нас уничтожить. Кроме того, ей надо взять герцогство под свою руку. Как ни обидно звучит — у нее одной, если она не будет переживать за мою жизнь и безопасность — это получится лучше…
— Значит, мы скрываемся, — подвела я итог. — И развязываем руки герцогине для решительных действий. И надеемся, что…
Я осеклась.
— Мать — жива… Я ее чувствую, — прошептал Рэм.
— Герцог… Герцогиня. Принц-консорт. Почему я один понимаю, как это бредово звучит?! Вы еще скажите, что в том мире есть магия! — возмутился Паша.
— Есть, — смущенно улыбнулся Рэм.
Паша издевательски зафыркал.
— Мама, а вот почему ты ему веришь? — сказал он наконец. — И про его мир, и про мать-герцогиню. И даже про магию. Без обид, Рэм, но звучит так, будто все мы — готовые клиенты для дурки.
