Новости у меня быстро закончились, поэтому дальше намолчавшаяся за день подруга уже говорила сама, исполняя радиопостановку на злободневную тему «Я и моя свекровь» и довольствуясь моими ответными редкими «угу», «не может быть!», «да что ты говоришь!». Трубка, прижатая к уху плечом, не мешала мне заниматься текущими домашними делами, радиус которых ограничивался длиной провода. Поваленные вещи возвращались на законные места, пуховику придавался первозданный вид (хотя бы такой, как утром). К тому времени как подруга выдохлась (всего–то через полчаса), куртка уже была отчищена.
Повесив трубку и еще раз вздохнув об отсутствии дополнительного приработка, а значит, и денежных вливаний в мой бюджет, я проследовала на кухню. Плакала моя диета.
«Второй день на диете самый легкий, потому что мало кто выдерживает первый». Мой случай.
Я рассовала покупки по шкафам, и на столе остался только пакет с разомлевшими по недосмотру пельменями. Кран чихнул, недовольно побурчал, но тоненькой водной струйкой все–таки одарил.
— Горячее сырым не бывает, — философски изрекла я, бросая в кипящую воду ком слипшегося мяса и теста.
Давно доказано, что готовка не моя стихия, — на кухне всегда царила Бабуля. После ее смерти я предпочитала обходиться полуфабрикатами, которые не требовали сложного священнодействия.
Как–то на заре трудовой деятельности по случаю празднования Дня строителя мной была принесена вольная вариация на тему салата «Цезарь». Наш директор снимал пробу со всех блюд, бессовестно пользуясь своим служебным положением. Отведав ложку моего угощения, он отдышался кое–как, от продолжительного кашля на глазах выступили непрошеные слезы. Этот страстный любитель острой кухни, в другое время радостно хрустевший кайенскими перчиками, категорично сказал, что всему должен быть предел. До конца гулянки салат украшал своей нетронутостью стремительно пустеющий стол. С того памятного случая на все корпоративные мероприятия я просто скидываюсь на спиртное.
Зато кофе варю потрясающий.
Ритуал просмотра девятичасовых новостей не добавил хорошего настроения. Серьезный дяденька в костюме–тройке доводил до моего сведения, сверяясь с лежащей перед ним бумажкой, информацию следующего содержания. Террористы опять где–то что–то взорвали, за что власти грозились страшно отомстить, если кого найдут. У многострадального Владивостока снова перебои с электроэнергией. Братья–славяне конфликтовали с народными избранниками, настойчиво у тех интересуясь, какой именно народ их избрал. Америка не могла остаться равнодушной к Ближнему Востоку. Рубль медленно сползал вниз, несмотря на все усилия Центробанка. После продолжительной рекламной паузы большую часть экрана заняла дородная, жизнерадостная физиономия спортивного комментатора, которая радостно сообщила, что сборная по футболу продула с разгромным счетом, сборная по волейболу — тоже, а теннисист Кафельников не смог выступать из–за травмы. За спортом пришла очередь погоды. Красавица в практически невидимой юбке (чтобы никто не усомнился в длине ее ног), ослепительно улыбаясь, тыкала в экран позади себя, озвучивая гадания Гидрометеоцентра.
Все как всегда…
Я выключила телевизор, пока жить не опротивело совсем, тем более что моего внимания ждал ранее взятый на дом заказ. Бодрое клацанье клавиатуры сопровождалось орущей за стеной музыкой. К счастью, пятнадцатилетняя соседка не отличалась экстремальностью музыкальных вкусов. За три года ее полового созревания я уже привыкла и обращала внимание на надрывающийся магнитофон не больше чем на мерное урчание холодильника. Последний удар по клавише совпал с наступлением тишины у соседей. «Оксанку спать погнали», — подсказал мой трехлетний опыт.
— Пожалуй, достаточно. — Я с хрустом потянулась и взглянула на часы в углу монитора. Они показывали первый час ночи.
Компьютер натужно кряхтел, пытаясь сохранить данные. На экран выпрыгнуло окошко с издевательским сообщением об ошибке, доводя до моего сведения, что половина работы пошла псу под хвост.
— Чтоб тебя! — Не хватало еще разреветься и назавтра щеголять опухшим лицом.
От греха подальше я решила лечь спать.
На толстенную книгу о мальчике–волшебнике сил уже не хватило. Ни моральных, ни физических.
— Аурелия, — Бабуля тихонько трясла меня за плечо, — вставай, девочка. Тебе пора.
Глаза распахнулись и незряче уставились в темноту спящей комнаты. Сон был настолько реален, что я очнулась. Странно. Очень странно. Я сплю крепко. Нет, не так — я сплю очень крепко, и разбудить меня трудно. Успешно, а главное — быстро с этой задачей справлялся лишь немецкий будильник, отхваченный Бабулей еще до войны. В его нутре рождалось достойное оповестить о конце света дребезжание — настолько громкое, что его было слышно у соседей. Те даже не заводили свой будильник, полностью доверяя побудку моему чудовищу.
Окутывающая меня темень не была уж столь непроглядна. Подозрительные вспышки и треск вырывались из–под двери Бабулиной комнаты.
«Проводку закоротило!» — сверкнула мысль, озаряя темноту еще спящего мозга.
За несколько секунд в голове пронеслось все увиденное когда–либо о жертвах пожаров. Погорельцем быть жутко не хотелось: халупа какая–никакая, а другой нет и не светит. Несоображающее тело устремилось в соседнюю комнату, откуда доносились шумы и нахально сверкало, с намерением отстоять родную жилплощадь. Зря, конечно. В смысле хотя бы халатик накинула. Как гласит народная мудрость, знала бы, где упасть, соломки подстелила бы. Дверной проем втянул вяло сопротивляющееся тело с силой всасывающей турбины. Глаза трусливо зажмурились перед бездной слепящего света. Появилось скверное ощущение, как будто меня спеленали, заткнули рот и приложили хорошенечко по голове.
Свет.
Льдисто обжигающий, болезненный до удовольствия. Он мчится через слепоту к прозрению. Свивается в спираль воронки, вбирающую мироздание. Острой кромкой слепящего лезвия отсекает лишнее. Взрывается мириадами звезд.
А позади та, без которой нет Света. В терпеливом ожидании. Заботливо окутывающая. Она многозначительно молчит, баюкая Миры в своих объятиях.
Тьма…
Ой!
Глава 2
Очень мерзли ноги, лишенные утепляющего покрова. Опять одеяло с дивана сбросила. Сонно потянувшись за ним, я почувствовала, как моя правая рука по локоть утонула в холодной воде. Одновременно пришло осознание того, что поверхности подо мной далеко до удобства дивана. Тело подбросило вверх, голова завертелась, пытаясь обозреть окружающий ландшафт. Меня окружала пасторального вида картина. Звенящий ручеек, неправдоподобно зелененькая для нашей местности центра химического производства травка, стройные деревья в пушистых шапках крон — не пейзаж, а прямо мультик про Белоснежку! Не хватает только умильно выглядящих зайчиков, белочек, бурундучков и других не проявляющих склонность к людоедству зверюшек. Жаль, роль сказочной принцессы не мое амплуа, мне всегда был ближе типаж «своя в доску». Да и костюм подкачал! Почему я не сплю в пижаме — хоть какая–то одежонка?!
