Вернувшись к расположившейся на травке троице, я увидел, что Пашенька, ругаясь вполголоса, пытается стянуть с себя свои замечательные, но совершенно мокрые унты, Душегуб с интересом наблюдает за его суетой, а Маша, стоя рядом с ранимой личностью на коленках, активно участвует в этом процессе, выдавая общие рекомендации.
Я бросил свои деревяшки на травку и вмешался в их деятельность.
– Паша, друг мой любезный, ты бы не трогал свою обувь…
Паша пропыхтел в ответ что-то не слишком разборчивое, зато Маша ответила вполне звонко:
– Тебе, Сергей, легко говорить! Ты сам-то вон в каких сапожищах! А Павлик совершенно промок! Ему просто необходимо скинуть свои унты!
Не обращая внимания на девчачьи глупости, я продолжил свою мысль:
– Я, друг Фродо, хорошо знаком с характером подобной обуви. Если ты сейчас, когда она мокрая, скинешь ее с ног, то завтра, когда она подсохнет, ты ее ни за что не наденешь. И придется тебе топать босиком по лесным дорожкам. А это удовольствие не для нежной артистической натуры!
Пашины руки замерли на месте и он медленно поднял голову. На его лице явно читался вопрос: «Это подначка или серьезное предостережение?»
Я с самым серьезным видом покивал головой.
После этого Паша резкими движениями подтянул оба мохнатых голенища повыше.
– Тогда, может быть, тролль отдаст Павлику свою одежду. Надо же его согреть… – не унималась Машеус.
Душегуб неловко заерзал по травке в сторону от энергичной эльфиечки, а его круглая физиономия неожиданно побагровела.
– Тебе что, жалко свой балахон?! – Машеус сурово свела брови и, пристукнув сапожком по траве, потребовала: – А ну, давай скидывай!
Душегуб застыл на месте. В его глазах заметалась растерянность, и через секунду он придушенно выдавил:
– Так… это… на мне ведь… больше ничего нет.
Теперь уже побагровела девчонка.
– Сейчас мы его согреем, – отвлек я всю компанию от напряженного молчания. – Давай вставай! Поможешь мне установить такой небольшой каркасик, и сразу согреешься. А кроме того, и ночевать ты будешь в уютном шалаше…
– В настоящем шалаше! – Машеус опять была готова впасть в восторженное состояние, поэтому я немедленно принял меры по ее охлаждению:
– В настоящем шалаше будут ночевать только промокшие и озябшие артисты… Мы не можем позволить себе загубить несравненный талант моего друга!
Паша немедленно оказался на ногах.
– Я не могу позволить юной девушке ночевать под открытым небом в диком лесу!
– Не гундось, – оборвал я его, – лучше подержи палочку, пока я буду забивать ее в землю.
Я установил одну из жердей раздвоенным концом вверх. Паша опустился рядом на одно колено и двумя пальчиками ухватился за стволик.
– Держи! – приказал я, а сам, ухватившись за тонкий конец прямой лесины, широко размахнулся.
И мой шикарный замах пропал даром. Паша, не дожидаясь моего богатырского удара, бросил порученное ему дерево и одним прыжком отскочил шага на четыре от меня. Я в свою очередь уронил свой импровизированный молот и возмутился:
– Ну что за шуточки!
– Вот именно, шуточки! – донеслось в ответ из сгущающихся сумерек. – Если ты с таким замахом промажешь по палочке и попадешь мне по руке, плакала моя премьера! А если не по руке, а по голове!..
Над поляной повисло задумчивое молчание. Да, похоже, я попал в компанию чрезвычайно впечатлительных людей…
В этот момент здоровенная ручища подняла брошенный Пашей дрын и с размаху воткнула его в дерн под нужным для установки углом.
– Давай, забивай… – раздалось негромкое басовитое предложение.
Прежде чем приступить к обязанностям молотобойца, я протянул Рокамор Машеусу:
– Настрогай сколько сможешь лапника и тащи сюда.
Она молча взяла свою пародию на нож и направилась к недалекой опушке.
– Машеус, давай я сам наломаю лапника… – немедленно донесся Пашин гундосый голос, и следом за девушкой, слегка похлюпывая обувкой, двинулась темная фигура.
На пару с Душегубом дело пошло как по маслу, к тому же, как оказалось, земля под травяным покровом была достаточно мягкой. Так что уже через несколько минут обе рогатины были основательно вбиты в поляну под нужным углом, к ним были приколочены прямые жерди, а сверху на несущие конструкции была аккуратно уложена и сама забивальная дубина. Каркас был готов, осталось накрыть его ветками. Мы любовались своим архитектурным детищем, когда из лесу была доставлена первая партия кровельного материала, который я принялся укладывать на предназначенное для него место.
Моим друзьям понадобилось еще две ходки, чтобы веток хватило для крыши, но в результате мы получили достаточно поместительное временное жилище.
А затем я скинул свои сапожищи и протянул их Паше. Когда тот взял их и принялся удивленно разглядывать, я пояснил:
– Если ты думаешь, что я предлагаю тебе их вычистить, то ты ошибаешься. Давай-ка натягивай мою обувку прямо на свои мохнатые ножки. Мои ботфорты вполне сухие и теплые, так что к утру твои унты тоже просохнут.
Паша скорчил сомневающуюся физиономию – как, однако, богата актерская мимика, но сапоги все-таки натянул. И его тридцать девятого размера унтики вполне разместились в этих обувных монстрах.
– Ну а теперь, – скомандовал я, – полезай в шалаш и постарайся уснуть. А то завтра к вечеру ты будешь совершенно разбит и не сможешь играть премьеру.
– А ужинать мы разве не будем? – живо поинтересовалась Машеус.
– А у тебя есть что съесть?! – Мы втроем заинтересованно повернулись в ее сторону.
Она потупилась, и мы осознали, что задали девочке неприличный вопрос. Она явно рассчитывала на наши запасы.
Паша, поняв, что ужина не предвидится, пополз на карачках в шалаш и, покряхтев и повертевшись там некоторое время, затих. А скоро из-за темной, пахнущей хвоей стенки послышалось довольно шумное сопение. Душегуб улегся там, где стоял, и затих, напоминая своими очертаниями валун, оставленный отступающим оледенением.
Я сбросил свой роскошный чародейский плащ, шарф, шляпу и, оставшись в одном старом тренировочном костюме, улегся на спину и уставился в потемневшее почти до черноты и все-таки оставшееся несколько коричневатым небо. Звезды на нем располагались как-то непривычно, и их желтоватый цвет был неприятен.
– Сереж, а ты как думаешь, что мы такое видели? – раздался рядом со мной несколько неуверенный вопрос Машеньки.
Я помолчал, еще раз вспоминая странное поведение солнца и небес, а потом повернул голову в ее сторону. Сидящая рядом со мной на траве тоненькая фигурка ясно вырисовывалась на фоне звездного неба и к тому же ее окружал какой-то странный, слабо светящийся ореол. Машеус не смотрела на меня, уставившись в небо и словно забыв о своем вопросе. Но я ответил:
