Это была тропа Древних, и здесь скрывалось зло. Как почувствовала бы омерзение от ползущего по руке слизняка, так она чувствовала, как это зло подкрадывается. Но, упрямо стиснув зубы, Танри вздернула подбородок — она из сулкаров и пойдет по этой дороге, раз нет другой. Держась постоянно настороже, девушка пошла вперед, заставляя себя двигаться уверенно. Ее знобило, хотя солнце еще не зашло. Тень клюва накрыла ее.
Здесь, к тому же, была дверь, которую от взгляда скрывали тень клюва и расположение камней, пока кто-либо не подходил на расстояние, когда ее можно коснуться.
Словно противясь собственным действиям, Танри вздохнула и двинулась дальше. Она могла видеть в слабом сумрачном свете, несмотря на темноту внутри. Для дверей или ворот стена была слишком толстая, значит, тут должен быть туннель. Неожиданно она заметила какое-то движение перед собой. Это был фальконер.
Танри ускорила шаг, но оставалась на некотором расстоянии от него, когда они вышли к месту, напоминавшему внутренний двор, который окружали стены. Но ее заставило остановиться на полдороге то, что она увидела внутри.
Люди! Лошади! Безголовое тело и останки лошади! Обломки.
Все это было нарисовано, причем давно, так как сохранившиеся рисунки имели тусклый цвет там, где краска въелась в камень.
Безмолвная компания была нарисована в строгом порядке; мужчины держали лошадей за поводья, соколы восседали на луках седел, как бы ожидая распоряжений. Они смотрели налево от Танри.
Пройдя мимо этого боевого порядка, ее спутник пошел дальше, словно не заметил их, глядя в ту же сторону, что и они.
Впереди Танри увидела две ступени, ведущие в пещеру с широкой дверью, похожей на пасть чудовища, готового проглотить их.
Фальконер поднялся на эти ступени, так как знал, что было там… Там было прошлое, только не ее народа, а фальконеров, но оставаться позади Танри не могла. Идя за ним, она изучала лица воинов, державших шлемы-маски у бедра, словно была необходимость открыть лица, что в обычной жизни они вообще никогда не делали. Поэтому она обратила внимание на то, что, несмотря на принадлежность к одному народу, каждый отличался от другого. Их словно скопировали из жизни.
Когда она вошла в дверь, то опять услыхала крик сокола и мужчины. Ее не оставляло чувство могущества зла, которое притаилось рядом, хотя эти двое, за кем она шла, не могли причинить ей зла. Ох окутал тусклый полумрак, и они очутились в конце большого зала, уходящего в тень вправо и влево, но не пустого. Здесь находились статуи, некоторые причесанные и одетые. Женщины! Женщины в Эйри? Она стала изучать ближайшую к ней статую, чтобы удостовериться.
Бури и непогоды, размывшие рисунки во дворе, здесь никакого ущерба не нанесли, только лишь пыль толстым слоем лежала на плечах статуй в человеческий рост. Лицо, замороженное неподвижностью, но выражение! Тайное торжество, жадный… голод? Пристально смотрящие вперед глаза будто хранили в глубине искру знаний. Танри вновь отогнала возникшую иллюзию. Они не были живыми. Но эти лица… она посмотрела на другое, на третье — в то время, как мужские образы не выражали никаких эмоций, словно жизнь оставила их совсем, женские источали тайное злорадствующее выражение неутоленной жажды.
Тем временем фальконер достиг другого конца зала и теперь в молчании глядел на четыре фигуры, стоящие на возвышении и расположенные в торжественном порядке, напоминая застывшую картину в действии. Когда Танри подбежала ближе, с пола у нее под ногами поднялись клубы пыли.
На троне с опущенной головой сидел мужчина, вцепившийся обеими руками в рукоять кинжала, всаженного ему в грудь на уровне сердца. Более молодой мужчина с мечом в руке устремился к сжавшейся и пытавшейся убежать женщине, лицо которой выражало такую ненависть, что Танри вздрогнула. Поодаль от этой группы стояла другая женщина, но на ее лице не было никаких признаков страха. Одета она была проще, чем первая, которая сверкала бриллиантами на шее, руках и талии. На плечи волнами падали неуложенные волосы и струились вниз, почти подметая пол. Ее пышные пряди, казалось, отливали светом, несмотря на сумрак, а глаза — нечеловеческие, темно-красные… торжествующие, знающие, жестокие и… живые! Танри почувствовала, что не может отвести взгляда от этих глаз. Ей показалось, что она закричала. А может, это внутренняя защита дрогнула в ней, когда она почувствовала вторжение извне? Роковая связь между ними вползала и просачивалась в ее мозг, подобно змее или слизняку.
Эта женщина была не каменной фигурой, сделанной человеком. От тянущей силы, внушающей ей беспокойство и лишающей смелости, которая пыталась взять над ней контроль, Танри покачнулась.
— Дьяволица! — Фальконер плюнул, и капля слюны попала на грудь рыжеволосой женщины. Как Танри и ожидала, та перевела взгляд на мужчину с лицом, перекошенным полубезумным гневом, а его крик ослабил наложенные на нее чары, и она смогла отвести взгляд от повелевающих глаз.
Повернувшись, фальконер ухватился за меч молодого человека здоровой рукой и бессильно дергал его. Все это было похоже на странные колебания, будто сам зал и все, что в нем находилось, было частью колеблющегося на ветру знамени.
— Убей!
Убить этого, осмелившегося угрожать ей, Йонкаре, Открывающей Ворота, Повелительнице Теней.
В ее душе запылал гнев на человека, осмелившегося бросить вызов, и, идя через это пламя, она знала, что должна сделать с ним. Танри стала орудием силы, рукой Йонкары.
В глубине Танри что-то шевельнулось, но через покорность, поглощающую ее, прорваться не могло.
«Я — оружие в руках. Я —…»
«Я — Танри, — кричала другая ее часть, — я ни с кем не враждую, я сулкар, женщина моря — другой крови и другого племени».
Она быстро моргнула, и это движение на миг затуманило ее взгляд. Тем временем фальконер все еще пытался высвободить меч.
— Теперь же! — она вновь ощутила волну принуждения, поднимавшуюся в ней и возносившую ее сердце на гребень, как морская волна. — Теперь — убей! Кровь… дай мне кровь, чтобы я снова могла жить. Мы — женщины. Но ты, когда потечет его кровь и откроется моя дверь, будешь больше, чем женщина. Убей — ударь по плечу или лучше перережь ему горло. Он всего лишь мужчина! Он враг — убей!
Словно поддаваясь течению, Танри покачнулась. Рука поднялась против ее воли, лезвие было занесено, и расстояние между ней и фальконером уменьшилось. Она могла легко нанести удар, и кровь, действительно, пролилась бы, тогда Йонкара освободилась бы от оков, наложенных на нее глупцами, путающимися под ногами.
