— А я тебя не просил за меня извиняться, — огрызнулся Джеффри.
— Конечно, нет, но если чувствуешь, что должен извиниться, то должен сам принести свои извинения, — отец Боквилва изучающе посмотрел на упрямого крепыша. — А следовало бы, ибо не подобает так разговаривать со старшими. Но я чувствую в твоей душе какое-то беспокойство и потому отвечу. Еще прежде, чем я понял свое истинное призвание, молодой сэр, я был юношей, похожим на тебя, и так же души не чаял в воинском искусстве, как, думаю, не чаешь и ты. Я с охотой упражнялся с дубинкой, да, любил стрельбу из лука и борьбу, и оставил их только, когда отправился в обитель, — тут он кивнул в сторону остальных монахов, которые усердно приводили разбойников в чувства. — То же самое можно сказать и о большинстве моих товарищей — но когда мы решили покинуть стены монастыря и жить в уединении, мы вспомнили о разбойниках, которые не упустят поживиться такой легкой добычей, как мы. Потому мы снова принялись упражняться, и научили тех из нас, кто не умел.
— Благодарю вас за откровенный ответ, — кивнул Магнус. — Но почему вы решили уйти из монастыря?
— А… У нас вышел спор с нашим аббатом, — пояснил отец Боквилва, — и спор настолько серьезный, что мы решили покинуть его.
— Так может, еще и поэтому вы оттачиваете ваши боевые умения? — круглыми глазами посмотрел на него Грегори. — Вы бойтесь, что ваш аббат решит возвратить вас назад силой?
Отец Боквилва ошеломленно уставился на младшего.
— Да ты проницательный малый… Верно, глубоко в душе у нас есть и такие опасения.
Рожица Грегори сморщилась, в глазах заблестели слезы:
— Такого не может быть! Божьим людям ужасно даже думать о битве!
— Не могу не согласиться с тобой, — негромко ответил отец Боквилва, — и искренне желаю, чтобы этого не случилось. Пойдемте, я попробую объяснить положение, пока провожу вас домой.
Корделия застыла.
— О, нет, святой отец! Не стоит беспокоиться, чтобы провожать нас!
— А придется, — твердо ответил монах, — ибо я желаю поблагодарить за вашу храбрую помощь вашего отца. Причем лично.
Род сунул свернутую пару штанов в седельную сумку, рядом с кульком сухарей. Скрипнула дверь, и на пороге появилась Гвен, с корзиной на бедре.
— Привет, — кивнул он. — Я как раз думал, куда ты подевалась.
— Собирала ягоды, пока птицы все не склевали, — она вошла внутрь, оставив дверь открытой, и поставила корзину на стол, глядя на седельные сумки. — Ты куда-то собрался?
Род кивнул и принялся укладывать запасную рубашку.
Туан и Катарина любезно назначили меня послом к аббату. Через три дня вернусь. Справишься без меня?
— Ты неисправим! — Гвен отобрала у мужа рубашку, расправила ее и сложила заново, быстро и аккуратно. — Да, я справлюсь без тебя — или ты считаешь меня беспомощным ребенком?
— Меньше всего на свете, дорогая, — усмехнулся Род. — Но кто его знает, может быть, ты запланировала что-то для всей семьи?
— В этот раз — ничего, — она уложила рубашку рядом с вяленым мясом. — А если бы и так, то твое поручение, конечно, настолько неотложно, что подождать не может?
— Боюсь, что да. Милорд аббат объявил, что Церковь Греймари отделяется от Римской Церкви.
Гвен замерла, изумленно уставившись на супруга.
— Из-за чего?
— Он говорит, что человек с другого мира не поймет ни наших местных проблем, ни того, как их надо решать, ни богословских доводов по поводу этого. Он имеет в виду Папу.
— Но Папа — наместник Христов! — возразила Гвен. — Он обладает властью, дарованной Петру — то, что он запрещает или разрешает, все равно, что запрещено или разрешено Небесами!
— Милорд аббат утверждает, что Греймари — не Земля, — Род поднял вверх палец. — А значит, власть Петра сюда не распространяется.
— Ах, это просто отговорки! Почему он в действительности хочет развести нас с Римом?
— Ну, он глава Греймарийской Церкви, поскольку все наши священники — братья его ордена, — Род нахмурился. — И по-моему, он почувствовал себя в самом деле уязвленным, когда отец Ал передал ему письмо с приказом от самого Папы. Поэтому он решил, что единственный выход для него сохранить власть — это отделиться от Рима. В конце концов, тогда он снова становится здесь самой главной духовной шишкой. А что ты так беспокоишься, дорогая?
Гвен отвела взгляд, застегивая сумку.
— Дорогая? — переспросил Род.
— Меня переполняют мрачные предчувствия, — тихо ответила супруга Чародея. — Что угрожает единству церкви, угрожает единству нашей семьи.
Род потрясенно уставился на нее. И обиженно. Открыл рот, чтобы ответить, но тут кто-то постучал в дверь.
Род обернулся. Как нельзя кстати! Этот «кто-то» носил коричневую рясу, из нагрудного кармана торчала маленькая желтая отвертка, а стриженую под горшок голову украшала тонзура.
А перед ним толкались четверо маленьких Гэллоугласов.
— Дети! — воскликнула Гвен. — Что вы там еще набедокурили!.. Доброго утра, святой отец.
— Доброго утра, — ответил священник. — Не сказал бы, что они набедокурили, миледи, на самом деле они хотели помочь нам.
— Может быть, и хотели, — Род пригвоздил Магнуса взглядом, заметив, как тот сжимает челюсти, как Грегори пытается спрятаться за юбками Корделии, и как дочь с вызовом смотрит на отца. Джеффри же напыжился, гордо задрал голову и подбородок — впрочем, иного от него трудно было ожидать. — Но судя по их лицам, они уверены, что именно набедокурили. А ну-ка, голубчики, кайтесь!
— Разве принимать покаяние — не моя обязанность? — священник протянул Чародею руку. — Я отец Боквилва.
— Род Гэллоуглас, а это моя жена, Гвендолен, — шагнул вперед, чтобы пожать священнику руку, но заметил, что тот до сих пор не переступил через порог. — Добро пожаловать в мой дом, святой отец.
Священник улыбнулся и шагнул внутрь со слонами: «Мир дому сему, и всем, обитающим в нем».
Род заметил, что Гвен отвлеклась от мрачных мыслей, и улыбнулся.
— Спасибо, что вытащили моих малышей, куда они там ни влипли, святой отец.
— Малышей? Ах, вы имеете в виду ваших детей. Нет, они помогли мне ничуть не меньше, чем я им…
— Если бы не я, они бы и пальцем не пошевелили, чтобы защитить себя, — прорвало Джеффри. — Даже пальцем, хотя у них были дубины и щиты!
Род уставился на него.
— Ты влез в драку между взрослыми? — он повернулся к Магнусу. — Почему ты его не остановил?
— Кто его когда-нибудь мог остановить? — беспомощно развел руками Магнус.
— Тоже верно, — признал Род. — А кто собирался вас вздуть, святой отец?
