Недавняя невольница долго не могла сообразить, что же та хочет сказать? Потом изобразила укол и ткнула пальцем в собеседницу.
Та энергично закивала головой. Девушка вспомнила, как внезапно началась её болезнь, и пристально посмотрела на жрицу.
Судя по всему, её недуг пока никак себя не проявлял. Немного разрумянилось лицо: или от волнения, или от того, что она недавно бегала за водой. Губы без противной корки. Нет даже кашля.
Самодеятельная медсестра не знала: можно ли заранее принимать столь сильные антибиотики, но чувствовала, что сделать ещё одну инъекцию у неё просто не хватит сил.
Поэтому бывшая рабыня отрицательно покачала головой и, как смогла, попыталась объяснить, что ещё рано, но едва только Сабуро заболеет, она обязательно сделает укол и ей.
Судя по хмурому лицу женщины, ответ ей пришёлся не по вкусу.
Обижать спутницу не хотелось, но девушка не желала рисковать. Одно дело — колоть себе, когда уже ясно, что другого выхода просто нет, и совсем другое — пока ещё здоровый, по крайней мере на вид, человек.
Вдруг ей повезёт, и жрица вообще не заболеет?
Но, судя по всему, путешественница уже выбрала весь лимит на добрые чудеса, потому что проснулась она от кашля, но не своего.
В свете зари, пробивавшейся сквозь затянутое плёнкой окно, женщина, тяжело дыша, сидела на лежанке, прижимая ко рту скомканный платок.
«Началось!» — охнула от ужаса бывшая рабыня, сползая на пол.
Несмотря на робкие протесты спутницы, она нацедила в миску воды из чайника и протянула ей.
Ия ждала, что ту вырвет, но жрица, благодарно улыбаясь, проговорила, ужасно коверкая слова. — Усь нормаль, Платино-ли.
«Может, просто закашлялась? — с надеждой подумала недавняя невольница, забираясь на подиум. — И это не моя зверская зараза?»
Но утром женщина уже не смогла самостоятельно встать. Её рвало, она точно так же стучала зубами, кутаясь в меховой плащ.
А вот Платина чувствовала себя значительно бодрее и даже смогла два раза спуститься в овраг за водой. Несмотря на то, что после этого на неё обрушился жуткий кашель, девушка заметно повеселела.
Растопив печь, варила сосиски, с аппетитом позавтракала, добавив к ним вчерашний рис, опять напоила больную и стала готовить антибиотики себе и своей подруге, которая смотрела на неё с такой надеждой, что девушке сделалось даже как-то не по себе.
Сабуро ждала чуда, а бывшая рабыня очень боялась её разочаровать.
Вдруг по какой-то причине лекарство не сработает или вызовет какую-нибудь аллергическую реакцию вроде анафилактического шока?
Тем не менее девушка знала, что теперь и у её спутницы тоже нет выбора, и если не попробовать применить антибиотики, она точно умрёт.
Но всё-таки первый укол недавняя невольница сделала себе. Правда, для этого пришлось поискать на ноге место, ещё не затянутое большими, неприятного вида синяками.
Воткнув иглу, Ия скрипнула зубами и часто-часто заморгала, прогоняя выступившие на глазах слёзы. Этот укол почему-то получился особенно болезненным.
Несмотря на новокаин, нога отнялась, так что бывшей рабыне пришлось некоторое время постоять, опираясь руками на край подиума.
Поймав выжидательный взгляд жрицы, девушка указала на второй, заранее припасённый шприц и знаком велела ей приблизиться. Подобравшись к краю лежанки, она задрала балахон, обнажая грязно-белые штанишки и высокие столь же «стерильные» полотняные носочки.
Распустив завязки, женщина кое-как спустила нижнее бельё и, стыдливо прикрываясь подолом, вытянула полную белую ногу.
«Эпиляция здесь не в моде», — мельком подумала недавняя невольница и нетерпеливым жестом предложила спутнице предоставить ей часть тела, более подходящую для внутримышечных инъекций.
— Меос восшебникка Платино? — пролепетала жрица, даже перестав дышать от растерянности и волнения.
Какое-то время Ия лихорадочно соображала, как бы попроще объяснить ей, что ляжки — не самое лучшее место для уколов?
Рассудив, что демонстрировать всё следует как можно нагляднее, путешественница между мирами спустила штаны, затем колготки и, обведя пальцами свой самый большой синяк, показала его раскрывшей рот от удивления женщине.
Затем, торопливо одевшись, изобразила укол в ягодицу и свела пальцы вместе, оставив между ними кружок не более сантиметра в диаметре.
Давая возможность зрительнице уяснить суть пантомимы, она выждала с полминуты, вновь велев ей лечь на живот.
Жрица что-то жалобно пролепетала.
— Давай живее! — не выдержав, рявкнул девушка, чувствуя, как от слабости начинает кружиться голова, и добавила уже совсем другим голосом, виновато пряча глаза. — А то я сейчас упаду.
То ли подействовал командный голос самозваной лекарки, то ли до пациентки дошла разница между следами от уколов в разные части тела, только после вздохов, возни, хлюпанья носом и еле слышного бормотания Платина наконец-то смогла сделать инъекцию как положено.
Когда покрасневшая ещё сильнее женщина прижала пальцем спиртовую салфетку на месте укола, бывшая рабыня в изнеможении присела на край лежанки, дожидаясь, когда мир вокруг приобретёт прежнюю устойчивость.
Ночь выдалась на редкость суматошной. Сабуро дрожала, кашляла, её то и дело рвало, и она постоянно просила пить.
Сама ещё толком не оклемавшись, Ия грела воду, укутывала одетую в меховую безрукавку больную обоими плащами и своим кафтаном, а сама, завернувшись в куртку, сидела у топки, глядя на языки пламени и ловя исходившие от них волны тепла.
Она тоже кашляла, но уже не так надрывно и без следов крови в мокроте. Весьма довольная данным обстоятельством, недавняя невольница дождалась, пока воздух в избушке нагреется, и забралась на подиум, где забылась коротким, но крепким сном.
Варёный рис у них ещё оставался. Чувствуя, что сил для приготовления пищи всё ещё нет, девушка вскрыла очередную упаковку сосисок и достала из баула запаянный в плёнку хлеб.
Ожидаемо отказавшаяся от еды жрица с нескрываемым отвращением наблюдала за тем, как её спутница кромсала кинжалом тёмно-коричневую буханку.
Или цвет и запах бородинского хлеба вызвал у женщины какие-то нехорошие ассоциации, или же просто прогрессировала болезнь, только её опять вырвало.
Впрочем, подобного рода происшествия уже не могли смутить путешественницу между мирами.
Плотно покушав, она помогла Сабуро оправиться и сходила к ручью за водой. Убедившись, что больная пока не нуждается в её помощи, бывшая рабыня с трудом развязала верёвки на голенищах и впервые за много дней сняла сапоги.
Несмотря на витавшее в избушке густое амбре из весьма неаппетитных ароматов, Ия поморщилась от ударившего в нос запаха: «Надо бы помыться и постираться, а то несёт, как от бомжа».
Вот только переодеться не во что, да и вода в овраге слишком холодная для человека со всё ещё высокой температурой. К тому же у них нет ни стирального порошка, ни даже мыла.
«Вот же ж, как в каменном веке! — раздражённо подумала недавняя невольница, стаскивая носки. — Хотя бы немного сполоснуть, всё чище будут».
Она посмотрела на густо заляпанные грязью, матерчатые туфельки жрицы, потом на свои многострадальные сапоги: «Вот если расклеятся, в чём ходить буду?»
Вопрос звучал тем более актуально, что Платина даже не представляла: сколько им придётся прожить в этой затерянной среди гор и лесов избушке.
А уж составлять сколько-нибудь долгосрочные планы она даже не пыталась. Слишком мало ей известно о здешних нравах и обычаях.
За дни, проведённые среди аборигенов, девушка уяснила лишь то, что местное общество имеет строгую иерархическую структуру. Причём стоящие на более низкой ступени откровенно лебезят и пресмыкаются перед вышестоящими, судя по всему, не испытывая при этом какого-то особого дискомфорта.
Кроме компьютерных игр и обязательных сериалов, Платина не чуралась книг, регулярно почитывая околоисторические любовные романы. Сравнивая полученную из разнообразных источников информацию с пережитым самой, девушка делала вывод, что местное общество, как это и положено для нормального средневековья, построено по сословному принципу. А сие не радовало.
