Маг, однако, был настроен на одному ему понятное и нужное объяснение.
- Погоди. Я хочу сказать... То, что ты уже знаешь. Я говорил тебе... еще в моем доме, помнишь? Ведь я... я даже остался здесь с... с Ипполитой потому...
Марика опять открыла глаза.
- Потому что она похожа на тебя, - закончил, наконец, свою мысль Ниавир. - Ипполита - настоящая женщина, и она любит меня. Мне... хорошо с ней. У нас с ней четверо детей - сын и три дочери. Я был и с другими женщинами. У меня множество детей и от них. По обычаю мужчин из мира Лии я никого не выделяю - все они мои женщины и дети. Но... хочу сказать... когда я снова увидел тебя... Еще там, в Прорве. Меня будто поразило громом. Все, что я когда-то чувствовал к тебе... Я знаю, знаю, кто ты! Но рядом с тобой... Словно теряю голову. Ты говоришь - прошло восемь лет. За это время, ты, должно быть... должна была привыкнуть к своему положению. Я же... этих лет будто не было. Мне кажется, я по-прежнему тебя...
- Caenum!
Принцесса Веллии резко выпрямилась и села. Глаза ее сверкнули в полутьме.
- Проклятие, маг! Ты... за восемь лет не нашел способа перебороть... магию хаоса? Которая заставляет болванов, вроде тебя, вожделеть это, - она передернула плечами, - тело?
Ниавир открыл рот, но Марика жестом его остановила.
- Заткнись. Послушай, что ты несешь! Ты, женатый и детный муж, и ты... за короткое время познал больше женщин, чем я - за целую жизнь. Тебе известно о моей сути. Но ты все равно желаешь докучать мне своей вымышленной любовью?
Маг кашлянул.
- Я...
- Да не ты, а я! - гаркнула в сердцах Марика, которая так долго сдерживала досаду, боль и гнев, что теперь под воздействием женских соков ей было все равно, на кого их выплескивать. - Какой тьмы ты затеял разговор? Тебе мало женщин? Скажи, мало тебе? Даже я, когда... в годы самого недостойного поведения не опускался до такого! У тебя жена, и множество любовниц, а теперь тебе нужна еще одна? Да еще какая!
Она умолкла, свирепо переводя дух. На этот раз Ниавир даже не пытался что-то сказать. Что было предусмотрительно с его стороны, поскольку Марика еще не выговорилась.
- Я родился мужчиной, твою мать! Ни тебе, ни Седрику, ни самому Лею не переиначить моей сути! Да, ты прав, восемь лет - восемь! Меня корежит под женщину. Иногда кажется - я меняюсь. Теряю свою... свою натуру. Но потом все возвращается. Всегда! Я - это я. Не какая-то там баба! Я, Альвах Марк из рода Альва! Я родился мужем и умру мужем! Даже если у меня вырастет еще две титьки на спине! Уясни себе это, наконец!
Эхо от ее голоса еще долго не утихало, многократно отраженное от стен. Ниавир молчал, смущенный таким напором и своим недостойным объяснением. Он долго искал, что сказать, чтобы загладить ситуацию. Так и не найдя, уже совсем было собрался притворяться спящим, когда бросил последний взгляд на принцессу. Против ожиданий, лицо Марики уже не пылало праведным гневом. Обняв себя за плечи руками, она невидяще смотрела в одну точку. Глаза ее казались красными, но слез в них не было.
- Ты - дурак, Ниавир, - сдавленно проговорила она в завершение. - Дурак. У тебя хорошая жена и... сколько у тебя детей? Все они живы и здоровы. Ты уважаемый человек. Любая из мира Лии почтет за честь побыть с тобой хотя бы ночь. Чего тебе еще? Чего ты вообще... хочешь от меня? От меня?
Последнее слово принцесса выделила с особой горечью. Но Ниавир опять не успел ответить, потому что она продолжила. Голос ее не дрожал, но от прежней горячности не осталось следа. Марика говорила тускло, впервые за долгие годы обнажая перед сторонним свою безмерную, вселенскую усталость.
- Ты ведь не знаешь, каково это. Никто не знает. Вы видите только... ни тьмы не видите. Я - это я, маг. Это по-прежнему я...
Велльская принцесса помолчала. Потом заговорила снова - тише и спокойнее. Речи принцессы продолжали начатый разговор, но при том Марика говорила будто про себя и для себя одной.
- Когда это случилось... я едва не лишился рассудка. Помнится, хотел вытряхнуть себя из собственной шкуры. Или... просто умереть. Чтобы ничего не было.
Ниавир смотрел в ее лицо. Он слушал речи несчастного Инквизитора и пытался вызвать в памяти виденный лишь дважды и мельком образ рослого, темноволосого романа, чей жесткий лик перечерчивал глубокий шрам. Пытался - и не мог.
- Потом... сделалось хуже. Мне пришлось жить... как... женщина. Подчиняться Седрику. Вся моя жизнь... стала зависеть от его... прихоти. Знаешь, каково это - когда твои дела... дело твоей жизни зависит от того, насколько хорошо ты... поработал на ложе? - Марика скрипнула зубами и, не осознавая того, несколько раз с силой мотнула головой, словно стряхивая злое наваждение. - Мне пришлось мириться и с этим. Строить мою жизнь... учиться жить по новым правилам. Паршивым правилам. Неужели ты думаешь, что это легче, нежели восемь лет жить просто с чувством вины?
Романка тяжело втянула воздух, окончательно заставив себя успокоиться.
- Лишь в последний год я... нашел в себе силы смириться. Принять то, что... должно. Кое-что... даже стало вызывать отраду. Моя работа, уважение воинов, которых отдали под мое начало... Дагеддиды, которые сделались моей семьей. Ведь у меня никогда... не было семьи. Я примирился даже с... Седриком. Но едва я начал обретать покой, они... какие-то дикари... мерзкое колдовство... убило моих детей!
Марика стиснула зубы и с силой зажмурилась. Резко приотвернув голову, она некоторое время сидела молча, подрагивая. Ее напряженные, как струна, черты, заострились. Упоминание о детях заставило несчастную принцессу вновь утратить душевное равновесие.
Ниавир вздохнул - искренне и тяжело, как давеча Марика.
- Мне сложно представить, каково это... в твоем положении, - он посмотрел на кусок недоеденного пирога в руке и отложил его в сторону. - По-твоему выходит - это сильная мука.
Марика дернула углом рта и с силой провела по лицу ладонью.
- Сильнее, чем ты можешь помыслить, - коротко ответила она. Было видно, что мыслями принцесса все еще пребывала со своими окаменевшими детьми. - Так я думал. До последнего года.
Подняв глаза и увидев интерес на лице собеседника, нехотя пояснила.
- После того, как положение мое улучшилось... Мне позволили заниматься военным делом, а позже - работать в Прорве, я... Появилась возможность мыслить не только о том, как я несчастен и обделен судьбой, но и о многом другом. Я снова увидел мир. Его уродство и... красоту. Обдумал случившееся. И догадался, что положение мое... не так плохо, как казалось ранее. Ведь в нашу первую встречу принц Седрик спас меня от разбойников. Тогда я уложил троих. Но сил, чтобы убить еще десять, не было. Не хочется думать, что случилось бы, не явись он на выручку.
