Фиоре глазом моргнуть не успела, как грешник дернул за веревку и, волоком протащив фаэ по песку, схватил ее сначала за волосы, а потом за шею. Тело дочери моря сохранило человеческие очертания, но стало прозрачным и каким-то рыхлым, ее безобразная физиономия исказилась не то от гнева, не то от страха, но Теймар этого как будто не заметил. Его правая рука держала мертвой хваткой, а голос превратился в скрежет, от которого Фиоре пробрала дрожь.
– Посмотри в эти глаза. – Каждое слово падало, будто топор палача. – Ты меня назвала сыном пыли, несчастная?
Вот теперь не осталось сомнений в том, что фаэ смертельно испугана: она не смогла издать ни звука. Фиоре вдруг почувствовала жалость к этому глуповатому существу, которое не разглядело под человеческой наружностью нечеловеческую суть.
«Своего врага надо знать не только в лицо, – подумала она. – Но также на слух, по запаху и изнутри…»
– Я повторяю вопрос: зачем твой народ пришел сюда?
– Встреча… – прохрипела фаэ. Грешник немного ослабил хватку. – Б-была назначена встреча… битва… как же вы, люди, это называете?.. а-а, да. Поединок один на один.
– Дуэль, – сказал Теймар. – С кем?
Дочь моря вновь захрипела, в горле у нее что-то забулькало.
– Я не могу произнести его имя… – плаксиво проговорила она.
– Кто он такой? Человек, дьюс или фаэ?
– Фаэ, – прозвучало в ответ. – Фаэ земли… он опоздал на поединок – эти каменные сердца всегда опаздывают… и тогда морской отец решил, что нам пора идти за ним… Но я больше ничего не знаю, клянусь солью! Тебе лучше спросить какую-нибудь из дочерей рек…
– Здесь нет ни одной реки!
– Есть… – чуть слышно прошептала морская дева. Ее большие глаза помутнели, полупрозрачная кожа стала покрываться слоем белесого налета, а тело начало усыхать, становясь все меньше и меньше. – Есть… ищи их под землей… я больше ничего не знаю…
Грешник, нахмурившись, что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, а потом размахнулся и без видимых усилий забросил фаэ в воду. Веревка из песка рассыпалась, словно ее и не было. Дочь моря, гневно оскалившись, выдала череду отборных ругательств и, превратившись в большую серебристую рыбину, ушла на глубину.
Лишь тогда Фиоре осознала, что произошло нечто странное.
– Ради семи печатей, – прошептала она. – Как все это понимать?!
– Ты же слышала, – ответил Теймар, устало пожимая плечами. – Она рассказала…
– Нет-нет, я не об этом! Что ты с ней сделал? Я читала, что фаэ можно обмануть, но ты же попросту запугал ее, силой заставил говорить! И эта веревка… ведь песок – вещь нерукотворная, а такие вещи не подчиняются печатям!
Грешник прошел мимо нее и сел на камень, где недавно отдыхала фаэ.
– Значит, теперь ты это понимаешь так же хорошо, как я? Любопытно… Все верно, поэтому я и сказал сегодня утром, что не являюсь печатником. Забыла? – Фиоре покачала головой: нет, она не забыла. – Наш мир устроен очень причудливо: печати помогают людям справляться с дьюсами, но лишь самые сложные из них действуют против фаэ, да и то – всего лишь несколько секунд. Что же делать, если нужно обуздать непокорного стихийного духа? Это, в общем-то, невыполнимая задача… для тех, у кого нет под рукой сговорчивого дьюса, чей уровень достаточно высок.
Он поднял правую руку, пошевелил пальцами.
– Все просто. Я… потом мой дьюс… фаэ песка… и дочь моря.
– Так ты любого фаэ можешь… обуздать?
Теймар усмехнулся.
– Нет, конечно. Ты посмотри на меня – я же сейчас не смогу встать с этого камня! Эта веревка отняла столько сил, что хватило бы на печать размером с квартал Тишины. Я немного отдохну, а потом мы пойдем дальше.
– Дальше? – Фиоре скривилась. Многое стало понятным, но среди обуревавших ее противоречивых чувств не было места жалости к уставшему грешнику. – А зачем мне идти с тобой? Сам сказал, что взял меня сюда из-за тех идиотов, что возомнили себя вершителями правосудия, но теперь-то они не опасны. Я вполне могу пойти домой…
– Иди. – Теймар улыбнулся. – Смотри только, не заблудись в тумане.
– Ах ты, проклятый… – Она сердито топнула ногой, не в силах подобрать слово. Некстати вспомнилось ругательство, которое взбесило ее золотоглазого спутника совсем недавно: «Сын пыли». Интересно, отчего он так разъярился? – Проклятый грешник! Что же мне делать теперь?
Он вздохнул, укоризненно покачал головой.
– Немного подождать, я же сказал. А потом мы отправимся к дочерям рек. Неужели художница в тебе не соскучилась по новым впечатлениям? Сидя в Эйламе, ничего необычного не нарисуешь.
– Искуситель, – пробормотала Фиоре. – Ладно, отдыхай…
– О-о, до чего ты великодушна, – усмехнулся Теймар и закрыл глаза.
Фиоре поняла, что на некоторое время грешник погрузился в себя, отрешившись от всего остального мира… быть может, он советовался со своим дьюсом или обдумывал то, что удалось узнать от фаэ. Так или иначе, она ненадолго оказалась предоставлена самой себе. Так случалось раньше не раз, но уже довольно давно Фиоре не видела моря.
…шум ветра.
…привкус соли на губах.
…чей-то пристальный и тяжелый взгляд.
– Кто ты? – беззвучно спросила Фиоре. – Мне кажется, я тебя знаю.
«Я тоже тебя знаю».
Тучи ненадолго разошлись, сверкнуло солнце – будто осколок стекла вдруг обнаружился посреди дорожной пыли. Отблески лучей запрыгали по воде, и она заискрилась, ненадолго оживая. «Интересно, – подумала девушка, – как выглядит фаэ солнечного луча? На кого он похож?..»
«Ты приходила сюда много раз».
– Этого не может быть, – сказала она. – Я за всю свою жизнь ни разу не выходила из города!
«Но я знаю тебя… хотя ты и впрямь раньше была другой… вы, люди, все время меняетесь! Ты часто сидела на берегу и смотрела на птиц, летящих над водой. Ты пела… и еще за тобой иногда приходила женщина».
Фиоре почувствовала озноб.
– Женщина? Какая женщина?
Солнечный свет янтарной рекой полился сквозь прореху в облачном покрове, и море начало меняться: сквозь стальную гладь воды проступил сияющий цвет, по сравнению с которым лазурная краска – одна из тех, которые Фиоре использовала чаще всего, – показалась бы бледной и невыразительной. Чья-то невидимая рука постепенно вытирала многолетнюю пыль, покрывавшую восхитительный рисунок.
«Вы с ней одинаковые».
Раздался громкий треск – черные камни один за другим сдвинулись с места и переползли ближе к воде. На одном из них по-прежнему сидел грешник, словно не заметивший, что произошло. «Камни пьют воду, – подумала Фиоре. – Что-то тут не так… Хотя… какая разница? Все живые существа способны испытывать голод и жажду, а они-то уж точно живые».
