Заходите, полюбуйтесь — вот они, тут. Вместе. Слившись. Губы, пальцы, языки и дыхание, так много возбужденного дыхания. Влага. Необходимость. И все. Чертово решение проблемы.
Драко еще никогда не ощущал ничего столь влажного, горячего, неотвратимо открытого и ждущего… Как это… на что это похоже — прикоснуться к ней внутри… да, теперь два медленных, вздрагивающих от предвкушения пальца скользнули, толкнулись вверх, вверх и внутрь, так далеко, как только могли достать, вверх и внутрь. «Ее пи**а сжимается, дрожит и пульсирует вокруг твоих пальцев». Гермиона чуть вскрикнула, подавила крик, дико выгнула спину и прижалась к нему… о, мать, Грейнджер, блин, ты меня убиваешь…
― …убиваешь меня.
… выгнулась, чтобы почувствовать его глубже. Хотела его пальцы глубже и плотнее внутри себя. Его грубое и влажное дыхание на шее.
― …тыменяубиваешь.
… или что-то вроде того. Какие-то слова — она едва слышала — голова запрокинулась, и Гермиона почувствовала, как его большой палец провел по клитору и… о нет, нет, нет, я не могу… обвел вокруг него, прижал, опять обвел.
Теперь Драко смотрел на нее. На обнаженную пылающую кожу, а Грейнджер извивалась под ним, вращала бедрами и терлась о его пальцы. Глаза закрыты. Ее глаза. Он продолжал гладить клитор большим пальцем, скользить по нему, жадно, твердый… такой твердый, черт возьми, и близко и… ** твою мать… это закончится… все кончится, он кончит в свои чертовы штаны, если не прекратит… так опасно, так близко к ее тесной, нежной плоти.
И тогда другой рукой — а ее тело все еще трепетало вокруг его пальцев — он добрался до молнии на штанах, потянул вниз и застонал… твою мать, зарычал, низким, глубоким горловым звуком… когда его член, так болезненно напряженный, что Драко сходил с ума, наконец освободился, и вот он… здесь, между ее ног…
Горячая мокрая тугая черт да…
… готовый двинуться в нее, пронзить, проникнуть до самого дна этого мокрого… черт… горячего… скользнуть по этим сочащимся складкам, исследовать их вдоль и поперек… это слишком… такая мокрая… твои глаза…
Такие большие.
Охренеть, какие большие.
И тут он заметил.
Заметил, и понимание обрушилось на него. Драко застыл.
За дрожью, пальцами и языками, под тяжелым и грязным дыханием… все ее тело напряглось.
Нет… нет, не… не сейчас… «не сейчас, Грейнджер…
Не смотри так испуганно.
Я так близко, бл*, если я не войду в тебя…»
Но это было.
И она пыталась это скрыть.
Отчего было еще хуже. Так плохо, что Драко почти не понимал, почему…
Он взглянул на нее.
И почти почувствовал, как мышцы у нее внутри стискивают его пальцы. Это сводило с ума. Но это был знак… знак, который он ни с чем не мог спутать. Блин…блин… скажите мне, что она просто нервничает, эта девчонка, мокрая, и задыхающаяся, и напряженная под ним… «плюнь… не спрашивай ее, ты Малфой, какое тебе дело… раньше тебе всегда было наплевать… смотри, как далеко она тебе разрешила зайти… что она тебе позволила…не спрашивай… не надо… потому что — что, если она скажет…»
Драко пытался, старался сформулировать вопрос, не обращать на нее внимания — на ее кожу, на влажный жар вокруг пальцев, на собственный пульсирующий член, притиснутый к ее телу.
― Грейнджер… ― хрипло, еле слышно, задыхаясь, почти прижавшись к ее губам. Зачем?.. почему-то он должен был знать… ― Ты девственница?
И вдруг, вдруг — как будто что-то прорвалось и хлынуло, окрасив ее щеки еще более темным румянцем.
«Мерлин. Нет.
Не говори этого».
― Да.
Внутри у Драко все замерло.
Гермиона с ужасом смотрела на него.
Что-то в его лице изменилось так быстро, что она едва успела понять, что… и почему, когда он вытащил из нее пальцы.
«Что? Малфой, почему? Какое тебе дело? Какого черта? Нам это нужно, ты сам сказал, что нам это нужно, и посмотри на меня… мне так стыдно, меня трясет от возбуждения, только пожалуйста… пожалуйста, просто закончи то, что начал».
И с мучительным стыдом, от которого, она знала, потом будет плакать, Гермиона протянула руку и обхватила пальцами его напряженный член.
И всем телом вздрогнула от низкого стона Драко.
― Что? ― прошептала она, все еще мокрая, возбужденная, жаждущая, а теперь еще и… плачущая. ― Малфой?
И начала медленно поглаживать. В его глазах что-то мелькнуло, он схватил ее за руку и прохрипел.
― Прекрати… не надо.
― Что? ― ее щеки пылали.
Унижение.
Почему?
Что с ней не так?
Что она сделала?
И — эти слова. Три убийственных, оскорбительных слова.
― Я не могу.
«Ты не можешь»?
У Гермионы так сжалось сердце, что она вздрогнула. Вспыхнула от внезапного гнева.
«Хорошо. Отлично. Ублюдок. Ты чертов ублюдок.» Слезы душили ее.
И оттолкнула его. Сильно, в грудь, так, что он отшатнулся.
Как больно.
Жутко больно.
― Какого черта, что с тобой? ― выплюнула Гермиона, в отчаянии поправляя юбку. Щеки горели так, что наверняка она выглядела просто смешно. ― Какого дьявола… То есть… почему…
«Стоп, Гермиона. Не задавай этот вопрос. Ты в любом случае не должна была этого делать. Просто беги. Убирайся отсюда, притворись, что рада. Ты ведь рада, ты должна быть рада… он перестал… избавил тебя от этого… не обращай внимания на трепет и жар, и скользкую, липкую влагу на бедрах».
Драко, спотыкаясь, отступил к стене. Опустив голову, тяжело дыша, он оперся ладонью о камень. Гермиона все еще могла видеть сквозь брюки очертания его члена. Напряженного.
(Болезненно напряженного.)
Малфой пытался взять себя в руки.
«Почему? Какого хрена, с чего?»
― Я думаю, тебе лучше уйти, Грейнджер.
«Что?»
Она недоверчиво таращилась на него, в глазах стояли слезы. Зачем он это делает? Это что, какая-то новая мерзкая игра? Он так и хотел — запудрить ей мозги, завести ее, а потом бросить? Одну? Смеясь, что мог бы поиметь эту грязнокровную суку, если бы захотел?
Потешаясь над тем, какой мокрой она была для него?
Что она сдалась?
Нет. Мерлин, пусть это будет не так.
По ее щекам потекли слезы.
― Убирайся, ** твою мать!
― Малфой…
― Нет.
Драко не хотел слышать этот голос. Не хотел ее видеть. Он может не выдержать. Кинуться на нее, завалить на пол и взять, покончить с этим, заполнить ее целиком и кончить так, что у нее посыплются искры из глаз.
