Я все смотрел в ее спину, что красиво перетекает в толстые массивные ягодицы, еще красные от моих грубых пальцев, зад похож на старинную лиру, на которой играл Орфей, Аполлон и еще кто-то, но сегодня ночью играл я, и, как мне кажется, играл просто здорово.
Потом она встала, зад стал собраннее, а когда сверху через голову опустилось первое платье, все это великолепие спряталось, после второго вообще фигура стала безликой, а когда еще и нечто местное, вроде плаща, но застегнутое не только на плечах и груди, но и на животе, то даже мне уже надо приложить усилие, чтобы увидеть под всем великолепием дорогих платьев красоту ее обнаженного и зовущего тела.
Когда ей заплели волосы, она проговорила величественно:
— А где Баббигетта и Терлина?
— Ждут вас в коридоре, — ответила Мишелла.
Господи, мелькнуло у меня. Теперь все, кто только заглянет в этот коридор, начнут придумывать, чего это фрейлины королевы торчат у меня под дверью.
— Хорошо, — ответила Елизавета величественно. — Они проводят меня дальше. А вы пока помогите его высочеству одеться, как подобает его достоинству.
Я охнул.
— Ваше величество!.. Меня еще в детстве научили самому надевать штанишки.
Она улыбнулась уже от двери, глаза загадочно блеснули.
— Не спорьте, милый Ричард. Таковы правила этикета, им подчиняются даже короли.
Я обреченно поднялся, обе девушки с предельно серьезными лицами и хитрющими глазками начали помогать мне сперва натянуть штаны, а так как это дело оруженосцев, а не фрейлин, обе все проделывали медленно, неумело и невпопад, уже я смотрел в потолок и старался думать о чем-нибудь мерзком: Кейдане, предательстве Барбароссы, приближении Багровой Звезды, слышал снизу хи-хи и ха-ха, но дождался, когда все заправили, затянули широкий ремень, затем начали напяливать рубашку, уже совсем осмелев, все-таки их двое, женщины всегда черпают уверенность друг в друге и даже наглеют, еще как наглеют…
С сапогами так и не управились, хотя склонились так низко, что сели на пол, я натянул сам, стараясь не смотреть в низкие вырезы их платьев, где белоснежные полушария так и пытаются выбраться наверх на свободу, вызывая у мужчин страстное желание помочь освобождению угнетенных.
— Спасибо, леди, — сказал я, — это было весьма. Даже весьма-весьма!
Они грациозно присели, держа пальчиками платья растопыренными в стороны.
— К услугам вашего высочества!
А та, что Мишелла, сказала отважно:
— Раз вы без оруженосца и свиты, то, ваше высочество, вы лучше знаете, как вам правильнее вести себя с нами.
— Учту, — сказал я неуклюже. — Я высоко ценю вашу готовность к сотрудничеству на взаимную пользу наших королевств и всего прогрессивного человечества… а непрогрессивное пусть удавится, его не жалко.
— Ваше высочество?
— Говорю, — пояснил я, — что мне было весьма, но это вы и сами понимаете, так что взаимопонимание наших народов мы уже начинаем крепить!
Она воскликнула обрадованно:
— Ой, как мне это уже нравится!
Бобик проводил их насмешливым взглядом, я подумал, что неспроста его не пугаются, явно тайком подкармливали, пока я ужинал.
Завтрак подали в ту же комнату, никаких лишних движений, хорошо, даже меню почти то же самое: сперва салаты, холодное мясо, затем горячее…
Король ел медленно, вдумчиво, правильно и сдержанно, как и предписывает церковь, но я заметил, что все это проделывает чисто механически, все-таки не первый раз, наверное, ест, уже научился не следить за каждым движением, мысли витают где-то высоко или же просто далеко, однако я пару раз уловил его внимательный взгляд, брошенный в мою сторону.
Как я ни вчувствовался, но не уловил враждебности, а только странную настороженность, что меня самого настораживает еще больше. Он не может не знать, где королева провела ночь, слишком много свидетелей, впечатление такое, что она постаралась, чтобы об этом знали не только ее две или четыре фрейлины…
На этот раз нам прислуживают другие высшие лорды королевства, это же честь, хотя распорядитель тот же, шепотом подсказывает, что кому подавать и с какой руки.
Королева Елизавета, свежая и успевшая выспаться, завтракает с аппетитом, на щеках здоровый румянец, глаза поблескивают весело и задорно, как у козы, что тайком от хозяина сожрала всю зелень в огороде.
Я видел, что король пару раз собирался задать традиционный вопрос вежливости насчет удобно ли меня расположили на ночь, но ситуация деликатная, некоторое время даже избегали смотреть друг на друга, а королева тоже, похоже, не знает, что сказать, и деликатно помалкивает.
Когда подали горячее мясо, король принялся деловито резать и произнес, не отрывая взгляда от ножа:
— Какие ваши планы, ваше высочество?
Голос его звучал интеллигентно, мягко и, как мне показалось, немножко грустно. Или даже печально. Нет, все-таки немножко грустно, самую малость.
— Хорошо нажраться, — ответил я наигранно бодро. — На холоде жирок тает быстрее, чем летом, ха-ха!..
— Вам предстоит, — поинтересовался он, — долго быть на холоде?
Я изумился:
— Дык, зима на дворе!.. Я сам больше люблю лето, но что поделаешь… А вы, ваше величество?
Он грустно улыбнулся.
— Я примиряюсь с тем, что посылает нам Господь.
— А вы политик, — сказал я одобрительно. — Это хоть и грустно, но правильно. Мало ли что нам хочется! Надо жить в соответствии с реалиями.
Королева Елизавета ела мало, от мяса отказалась, как и от птицы, но с удовольствием налегала на сдобные пироги.
— Ваше высочество, — проговорила она ровно, — а как это жить в соответствии с реалиями, когда каждый правитель видит их по-разному?..
Мне почудился в ее словах подтекст, но не сообразил, где он прячется, потому прожевал сперва мясо, как бы занят, но все равно так и не отыскал правильной стратегии.
— Не знаю, — сказал я виновато, — ваше величество.
— А как полагаете?
— Я не мудрствую, — ответил я. — Наверное, правильно так, как и живем. Когда так, когда эдак. Жизнь меняется, мы тоже…
Они переглянулись, я снова подумал, что хорошая пара, что-то в них хорошее общее. Больше, чем просто супруги, в самом деле еще и соратники, хотя это качество мы только мечтаем встретить в любимых женщинах.
Вельможа приблизился ко мне с подносом, где вкусно пахнут свежеиспеченные пироги, но я покачал головой.
— Нет-нет! Еще один — и уже не смогу взобраться в седло.
Вельможа молча отступил, а король взглянул на меня в удивлении.
— Ваше высочество! Вы в окно смотрели неделю тому?
