Я же только и смогла, что тихо охнуть… Вот же ж… Малохольный… И как он только дожил до своих лет, с такими-то замашками?! Я ведь уже раздумывала над тем, как тайком выплюнуть зелье, если «Карающий» потребует, чтоб я вначале сама испробовала содержимое кувшина — вполне разумное, кстати, было бы опасение с его стороны, но Ильмарк, наплевав на осторожность, одним махом выпил чуть ли не половину…
И это одновременно было и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что мне не придётся пробовать собственное ядрёное снотворное, а плохо… В малых дозах зелье вызывало спокойный и крепкий сон, но в больших — одурманивало, точно залпом выпитый васкан, так что через пару минут мне придётся успокаивать окосевшего, словно заяц по весне, амэнца…
Словно бы в подтверждение моих мыслей, кувшинчик с остатками зелья выскользнул из пальцев Ильмарка и, коснувшись пола, разлетелся на черепки. Я немного отступила в сторону, ища рукою позади себя что-нибудь поувесистей, а «Карающий» скорбно взглянул на глиняные черепки.
— Жаль… Его ведь на двоих пить надо было?
Моя рука к этому времени уже нащупала небольшую, сколоченную из дубовых плашечек бадейку, и я, хищно уставившись на амэнца, недобро усмехнулась.
— Ничего, я как-нибудь обойдусь. Главное — чтоб в тебе жара прибавилось… — Между тем стало ясно, что зелье уже начало действовать. Кровь прилила к щекам Ильмарка, а сам он, чуть покачнувшись, обиженно хлопнул глазами.
— О чём ты, лесовичка?! Да я никогда на бессилие не жаловался!.. Иди сюда, обниму… — Ещё раз покачнувшись, амэнец широко развёл руки в стороны, но я и не подумала сдвинуться с места.
— Нет, Ильмарк, ты ещё не готов…
— То есть? — Сознание амэнца уже плыло, но он всё ещё упорно стремился продолжить начатое… — Иди ко мне, красавица. Не дразнись… Я сейчас…
Одурманенный Ильмарк принялся неуклюже возиться с завязками штанов и опустил глаза, а я, подгадав момент, шагнула вперёд и со всего маху залепила ему бадейкой по голове.
— Ох… — Ильмарк рухнул, точно подрубленное топором дерево, там же, где и стоял, а я, всё ещё сжимая в руках своё немудрёное оружие, склонилась над ним. Похоже, он и вправду был без сознания… Ну а дальше, надеюсь, зелье своё возьмёт… Я откинула с лица волосы и, отставив бадейку на одну из полок, выскользнула из баньки. На всякий случай подпёрла дверь и скользнула в лопуховые заросли у стены. Мой тайник остался нетронутым, так что я, выудив из него припрятанную сумку из крепкой кожи, быстро направилась к огороду и, пробежав его наискосок, скрылась между деревьями…
С деревьев всё ещё капало, размокшая земля была скользкой, а низко склоняющиеся над тропою ветки то и дело цеплялись за волосы, но я не остановилась даже на минуту, чтоб заплести распущенные косы. Только всё быстрее и быстрее шла вперёд, то и дело поправляя на плече сумку. Скарба в ней было не так уж и много: бабкины тетради, дополненные уже моими записями, пара травнических ножей, несколько сильных и редких зелий. Ирко в своё время любил подшучивать над моим «таинственным» снованием между баней и домом, а ведь оказалось, что мое осторожничание было совсем не лишним… Я огладила толстую кожу, пропитанную специальным, защищающим от воды составом. Кроме всего вышеперечисленного в сумке я держала печатку с ястребом, оставленную мне Ставгаром два года тому назад…
Всё-таки чудные иногда бывают у судьбы выверты — кольцо мне оставляли, чтобы я смогла в случае чего попросить помощи и убежища для себя и дочери, но теперь оно может мне пригодиться как пропуск в военный лагерь. Крейговское войско должно узнать о тайно пришедшем отряде, вот только… Что именно я скажу «Лисам» да «Нетопырям»?.. Эта простая мысль заставила меня остановиться и задуматься… А ведь рассказать-то мне, по сути, особо и нечего — ну видела я с десяток амэнских воинов, но про корабли — это уже мои догадки, да и хотя бы приблизительную численность приведённого Олдером отряда я назвать не смогу, а значит… Я вздохнула и повернула к реке: надо посмотреть на всё своими глазами, иначе моё сообщение, чего доброго, примут за вопли перепуганной деревенской бабы и не отнесутся к нему серьёзно… Мало ли что тёмной дуре привиделось?
Теперь я шла чуть медленнее: выбранная мною тропка была очень узкой и почти незаметной даже днём — если бы не зарубки на древесных стволах, в такой темноте с неё легко было бы сбиться… Я провела пальцами по коре — в этот раз зарубка шла крестом, означающим развилку… Я постояла и, помедлив, всё же повернула в чащу. Кто знает, вернусь ли я теперь сюда хоть когда-нибудь… Корабли амэнцев в ближайшее время никуда не денутся, а вот второй возможности попрощаться с Ирко и дочкой у меня уже не будет…
Уже вскоре я пробиралась через густой подлесок — в отличие от матери и прабабки, Ирко с Мали нашли упокоение не на деревенском погосте, а в глухой чаще. Я опасалась, что суеверные страхи сельчан могут привести к тому, что могила моего мужа окажется осквернённой, а потому схоронила его так, чтобы место его упокоения не могли найти даже при большом на то желании. А погост… Лес, в отличие от людей, всегда был добр к моему мужу и принял его мёртвое тело в своё лоно — уже через полмесяца, без всякого вмешательства с моей стороны, могильный холмик порос травой и цветами. Такие же цветы выросли позже и на могиле дочери — разлучить близких я не могла…
После очередного поворота подлесок неожиданно расступился, и я вышла на крошечную полянку. Присела между двух густо заросших травою холмиков и опустила на них руки.
— Прощайте… Я ни за что не оставила бы вас тут одних, но амэнцы…
Почти неуловимый вздох и прикосновение — осторожное, лёгкое… И совершенно чуждое! Я мгновенно вскинулась, напряглась, пытаясь отшвырнуть от себя непрошеного гостя, но на меня точно петлю накинули — казалось, с каждым моим рывком невидимый узел лишь ещё больше стягивается, а образовавшаяся связь становится всё крепче… Больно, правда, пока не было. Поймавший меня колдун явно не торопился, отлично понимая, что на долгое сопротивление меня просто не хватит…
Тем не менее сдаваться я не собиралась, отчаянно пытаясь не только порвать колдовские узы, но и удержать начавший слабеть ментальный щит… Но всё было тщетно: уже вскоре моя защита поползла, точно гнилая ткань, и я, чувствуя, как меня оставляют силы, повалилась на могилу Ирко. Прижалась щекою к влажной траве…
«Бежать бессмысленно…» Прозвучавший прямо в моем сознании хрипловатый, характерный голос кривоплечего знаменовал собою окончательное разрушение защиты. Я до крови закусила губу, стараясь не расплакаться от собственного бессилия, а амэнец спокойно продолжил: «Возвращайся. Я не причиню вреда…»
