Гедор Мясник считал, что ему по силам нарушить баланс, расшатать его и стать новым центром, вокруг которого уравновесятся преступления и охрана порядка в Вейвере.
***
Когда караван, ведомый Ривеном, с рассветом ушел из Вейвера, Мясник и его спутники не спустились попрощаться, их утро прошло так же, как и прежде. Они отсыпались, потом Торчок явился сделать хозяину заказ, постояльцев привычно обслужили, не требуя платы вперед. Раз не ушли с обозом, значит, никуда не денутся. Когда Гедор после завтрака расплачивался с хозяином "Золотой бочки", тот, стараясь не глядеть в глаза постояльца, осмелился спросить:
- А что же ваша милость нынче собирается делать?
Страх, который внушал Гедор, переводил его в разряд "ваших милостей".
- Пойду, пройдусь, пожалуй.
- Это да, это понятно, денек погожий, солнечный, дело-то молодое... - хозяин замялся. - Я к тому, что ни товара у вашей милости при себе, ни инструменту, вроде, какого.
- За комнаты уплачено, конюшня, фургон, - заметил Мясник.
- Это я вашей милостью премного доволен, - поспешно заверил толстый хозяин, - удачного постояльца Гилфинг послал, за все ваша милость сполна платит. Я хотел спросить, не надумываете ли чем заняться? Может, чем-то пособить могу?
Хозяин знал, что постоялец богат, и полагал, что может каким-то образом войти с ним в долю. Толстяк скопил немного деньжат, а как с выгодой пристроить накопленное в захолустье - не знал. И вот человек приезжий, тертый, бывалый, опять же - со своими средствами.
- Я пока погляжу, - буркнул Мясник. - Городок ваш неплохой, порядка только не хватает.
- Это какого же порядка, ваша милость? - искренне удивился толстяк.
- Правильного, - пояснил Гедор с нажимом в голосе. - На стражу вашу надежды нет. А если случится что?
- Да что же, ваша милость может случиться-то?
- Ну уж этого я не знаю. Тихо у вас тут...
- Тихо, храни Гилфинг наш Вейвер, - подхватил хозяин.
- ...А в тихом омуте бесы водятся, - неторопливо закончил Гедор. - Всякое стрястись может, а за помощью бежать - не к кому. Ладно, пойду, жена заждалась.
Мясник неторопливо побрел прочь. Дела в самом деле уже ждала его у входа, притопывая новыми красивыми сапожками. Супруг взял ее под локоть, помогая спуститься с крыльца. Хозяин, прильнув к концу, проводил молодых людей взглядом. Что-то в словах постояльца было такое тревожное, непривычное, новое. Толстяк разволновался, даже сердце отчего-то застучало сильней. Он кликнул жену, такую же краснолицую толстуху, как и сам он, велел занять место у стойки, а сам спустился в погреб, вытащил из тайника завернутое в тряпку серебро, и тщательно пересчитал монетки. Обычно это занятие внушало уверенность и ободряло, вот и теперь хозяин почувствовал себя лучше. Правда, странный приезжий не шел из головы. Что-то было с парнем не так, что-то неправильное с ним. Жена хорошенькая, полненькая - как раз во вкусе кабатчика, она сразу понравилась владельцу "Золотой бочки", а вот Гедор и его то ли работники, то ли друзья... То ли не разбери кто...
Наконец хозяин сообразил, что именно с приезжими не так. Обычно по виду, речи и ухваткам незнакомца можно легко определить, чем он занят. Какое ремесло у человека, так и ведет себя. Кузнец всегда сутулится, руки тяжелые к земле тянут, морда закопченная. Сапожник - тощий, чахлый, бледный, моргает часто, он днями-ночами у тусклого окошка горбатится над чужой обувкой, свечи бережет, оттого неизменно с годами слаб зрением становится. У красильщика ладони выпачканы, пастух - щеки обветренные. Опять же руки мозолистые - у каждого мозоли иного вида, кабатчик насмотрелся на чужие руки, когда медяки ему отсчитывают. Или, к примеру, если без повода в морду кулаком тычет - стало быть, солдат.
У Гедора мозолей не было, деньги он швырял небрежно, кулаки в ход не пускал, держался скромно... не понять, каким ремеслом человек жив. Вот что странно!
Проснулся Хромой около полудня. Вместе с головной болью нахлынули воспоминания. Они хорошо поговорили с Коротышкой, вспомнили добрые старые времена... Хиг заказал третий кувшин... Или четвертый? Потом появилась какая-то компания, человек десять. Если бы не зима, их можно было счесть командой каботажника. Возможно, это и были моряки. Во всяком случае, Хига они не знали, и бандит счел их подходящим развлечением. Что он сделал-то? Выплеснул пиво в лицо одному из матросов? Да, кажется...
Хромой, отбросил плащ, под которым спал, сел и потянулся. Холодно. Так чем же вчера закончилось? Они дрались с моряками, потом Хиг крикнул: "Бежим!" В квартале от "Морского змея" меняла вспомнил о больной ноге и сказал: "А почему мы бежим? Давай лучше вернемся да вышибем из них душу!" - и вынул меч. Да, именно так он сказал. Пожалуй, кувшинов усидели все-таки пять, а не четыре. Хромому было весело.
В заведении о беглецах успели забыть, моряки, когда кинулись в погоню, перевернули чей-то стол, и драка вспыхнула снова. Точно... тогда Хромой вдруг решил, что он уже вполне достаточно повеселился, а Хиг снова устремился в кабак. Интересно, не забудет ли он шепнуть Обуху интересные мысли насчет Леверкоя? Не должен забыть.
Меняла оглядел себя - а неплохо! Даже одежды не порвал, только костяшки пальцев разбиты. В дверь постучали. Хромой затаился, встречаться ни с кем не хотелось. Стук повторился - не так уверенно. Пришелец поскрипел снегом у крыльца, затем шаги стали удаляться. Донеслись голоса, соседка объясняла, что меняла, должно быть, уже в лавке. Хотя вчера он, кажется, не возвращался. Хромой выглянул в окно - соседка беседовала с молодцом в серо-фиолетовом. Вот уж с кем встречаться сейчас не следует, так это с графскими холуями! Хромой натянул сапоги, нащупал на столе кружку, зачерпнул воды из ведра и жадно выпил. Потом выждал еще немного, чтобы убралась соседка - пусть думает, что его не было дома, когда заявился гонец из Большого Дома. И, наконец, отправился к Восточным воротам. У лавки никого не было, но солдаты, которые стерегли въезд в Ливду, сказали, что серо-фиолетовый побывал и здесь.
- Его светлость жить без тебя не может, Хромой, - посмеялся Гедрих. - С чего бы это?
- Я его сестру приворожил, - буркнул меняла. Еще раз оглядел пустынную улицу и махнул рукой. - Ладно, друзья мои, сегодня я решил устроить себе выходной. Клиенты, конечно, валят валом... и жалко упускать такую прибыль, но если я решил...
- Скажи лучше, перебрал вчера, вон какой бледный! - засмеялись вслед солдаты.
- Это я от любви к прекрасной баронессе бледный, - бросил меняла через плечо. - Вот-вот стихи сочинять стану.
Погода улучшилась, немного похолодало, снег прекратился, и даже вечно грязные ливдинские улицы стали белыми, чистенькими. Ненадолго, разумеется. Удаляясь от Восточных ворот, меняла размышлял. Скорей всего, Хиг не успел потолковать с его светлостью Обухом Первым. Но это произойдет сегодня, не иначе. Как бы ни отдавался Коротышка развлечениям, о деле он вспомнит. Обуху сейчас трудно приходится, он сдает позиции, и, кстати, Коротышка прав насчет того, что подросло новое поколение, имеющее собственные представления о жизни. Обуху нужен успех, нужны деньги... иначе Раш Рыбак, атаман Западной стороны, его сожрет. Обух должен заинтересоваться тем, что ему подсунет Коротышка - на этом строил план Хромой. Кроме заинтересованности главаря бандитов, план включал еще одно условие. Для этого требовалось отыскать Коня - но сделать все тихо. Если Конь стережет казну, это означает, что он нечасто появляется в Хибарах у штаб-квартры Обуха. Тайник наверняка где-то неподалеку оттуда, но не совсем уж рядом. Помочь в поисках должен был амулет, недавно сработанный Хромым для Коня. Меняла надеялся, что сумеет учуять собственную магию и, таким образом, напасть на след Коня. Встречаться с верзилой при этом не обязательно. Совсем не обязательно.
