— Да—да, в Дженгрисе, — повторил он.
Более чем в тысяче миль от Нью—Кробюзона располагается огромное озеро шириной в четыре сотни миль — Холодный Коготь. На северной его оконечности находится пролив Холодный Коготь — коридор пресной воды шириной в сотню миль и длиной в восемь сотен. На севере пролив неожиданно и сильно разливается, уходя на восток почти на глубину континента, а потом сужается, образуя море Холодный Коготь с кривыми, изрезанными берегами.
Вот что такое Холодные Когти: водное пространство, такое громадное, что иначе как океаном его не назвать. Огромное пресное внутреннее море, окруженное горами, пустынями, болотами и немногими суровыми народами, знакомыми Фенеку — по его словам.
На восточной своей конечности море Холодный Коготь отделяется от Вздувшегося океана узкой полоской земли — горным хребтом не более чем тридцатимильной ширины. Отросток на юге моря — острие когтя — расположен почти точно к северу от Нью—Кробюзона и более чем в семистах милях от него. Но те немногие путники, что шли из города этим маршрутом, всегда забирали слегка на запад, чтобы добраться до моря Холодный Коготь сотнях в двух миль от его южной верхушки, потому что в этом остром выступе моря, словно какое—то постороннее тело, присутствовало нечто необычное и опасное — среднее между островом, полузатопленным городом и мифом. Пользующаяся дурной славой земля амфибий, о которой цивилизованному миру не было известно почти ничего, кроме того, что она существует и представляет опасность.
Место это называлось Дженгрис.
Говорили, что там обитают гриндилоу — водные демоны, или монстры, или выродившиеся люди, в зависимости от того, в какую историю вы предпочитали верить. Говорили также, что место это заколдовано.
Гриндилоу, или Дженгрис (различие между местом и обитателями оставалось неясным), с избирательным изоляционизмом, властно и безжалостно правили на юге моря Холодный Коготь. Воды эти были смертельно опасными и неисследованными.
И вот перед ней сидел Фенек, заявлявший — что? — что он жил там?
— Неправда, что там нет чужих, — говорил он; Беллис уже сумела успокоиться настолько, что могла его слушать. — Там даже есть некоторое количество людей, которые вывелись на Дженгрисе… — Губы его скривились. — Вывелись — именно то слово, а вот насчет людей я уже не уверен. Их вполне устраивает, что все считают, будто те воды — как частичка преисподней, край света. Но, будь я проклят, они, как и все, принимают торговцев. Там есть несколько водяных, пара людей… и другие. Я провел там больше полугода. Поймите меня правильно: там опаснее, чем во всех других местах, где я побывал. Если торгуешь на Дженгрисе, то правила… правила там ни на что не похожи. Вы их никогда не выучите и никогда не поймете. Я был там шесть недель, когда мой лучший тамошний друг, водяной из Джангсаха, который торговал там уже семь лет, был арестован. Я так никогда и не узнал, что с ним случилось и почему, — ровным голосом сказал Фенек. — Может быть, он оскорбил одного из богов гриндилоу, а может быть, ткань, что он привез, оказалась недостаточно прочной.
— Так почему же вы там оставались?
— Потому что если вы сможете там продержаться, — с неожиданным возбуждением сказал он, — то оно того стоит. Их торговля необъяснима, навязывать им обмен или пытаться переубедить их бессмысленно. Они просят доставить им бушель соли или стеклянные бусы равными частями — пожалуйста. Никаких вопросов, никаких уточнений. Вам надо — я поставляю. Фруктовое ассорти? Получите. Треска, опилки, смола, грибок — мне все равно. Потому что, клянусь Джаббером, когда они платили, когда они были довольны… Оно того стоило.
— И все же вы оттуда уехали.
— Да. — Фенек вздохнул, встал и заглянул в буфет. Беллис промолчала.
— Я несколько месяцев провел там — покупал, продавал, исследовал Дженгрис и его окрестности — подводные, вы понимаете, — и вел свой журнал. — Он говорил, стоя к ней спиной, — возился с чайником. — Потом до меня дошли слухи, что я… что я согрешил. Что гриндилоу сердиты на меня и если я не уберусь поскорее, то мне конец.
— И что же вы такого сделали? — неторопливо спросила Беллис.
— Понятия не имею, — ответил Фенек. — Совершенно не представляю. Может, те подшипники, что я поставил, оказались не из того металла, а может, луна была не в том доме, или умер кто—то из их магов, и они сочли, что по моей вине. Не знаю. Мне только и было известно, что я должен торопиться… Я оставил кое—что, чтобы они взяли ложный след. Понимаете, я неплохо изучил южный зубец Холодного Когтя. Они окутали все это тайной, но я там ориентировался гораздо лучше, чем положено чужим. Там есть туннели. Трещины в горах, которые лежат между морем Холодный Коготь и Вздувшимся океаном. Вот по этим норам я и добрался до побережья.
Он замолчал и поднял взгляд в небо. Шел пятый час.
— Добравшись до океана, я пытался держаться южного направления, но меня снесло к краю пролива. Там—то меня и нашли креи.
— И вы ждали корабля из Нью—Кробюзона, чтобы попасть домой? — спросила Беллис; он кивнул в ответ. — Наш корабль шел не в том направлении, и вы решили — властью, данной вам согласно той бумаге, — реквизировать его.
Фенек лгал или недоговаривал чего—то важного. Это было совершенно очевидно, но Беллис ничего не сказала на этот счет. Если он захочет восполнить пробелы в этой истории, то сделает это. Она не собиралась на него давить. Она сидела на стуле, поставив на неровный пол недопитую чашку чая, и вдруг почувствовала такую усталость, что даже слова стали даваться ей с огромным трудом. Увидев первые проблески восхода, она поняла, что ложиться в постель уже поздно.
Фенек наблюдал за ней, чувствуя себя бодрее, чем Беллис, от изнеможения едва владевшая собой. Он приготовил себе еще чашку чая, а Беллис не противилась дремоте, волнами накатывавшей на нее. Она заигрывала со сновидениями.
Фенек начал рассказывать о своем пребывании в Великом Кромлехе.
Он поведал о запахах города, о кремниевой пыли, гнили, озоне, мирре и бальзамирующих специях. Он рассказал о всепроникающей тишине, дуэлях, людях высшей расы с зашитыми губами. Он описал спуск Бонештрассе, великолепные дома, высящиеся по обеим сторонам разукрашенных катафалков и тянущиеся на много миль, Шаттерджекс, видимый в конце проезда. Фенек говорил еще почти час.
Беллис сидела с открытыми глазами и даже смотрела время от времени, когда вспоминала, что не спит. А когда истории Фенека пересекли пространство в полтысячи миль, направившись на восток, и он начал рассказывать ей о малахитовых часовнях Дженгриса, она услышала, как внизу все чаще и громче раздаются крики и стуки, как Армада просыпается. Она встала, разгладила на себе одежду и волосы и сказала, что ему пора уходить.
