— Ты действительно считаешь, что никто в народе не догадается, что на самом деле происходит? — спросил наконец Николо.
— Умный не скажет — дурак не догадается. А умный вряд ли будет говорить. Скорее всего, соберет свои вещи и покинет страну, никому ничего не сказав.
— Зря ты не хочешь сейчас воспользоваться помощью Гаэрлена, потом может быть поздно. Ты — королева и в первую очередь должна думать о стране, а не о личных обидах.
— Я знаю об этом, господин главный советник, — вскипела эльфийка, — и если вы помните, я не собиралась отказываться от помощи своих родственников. Просто если в Гаэрлене считают, что я достойна быть королевой Эсилии и могу справляться с целой страной, то я буду действовать сама. А к ним обращусь лишь в случае исключительной необходимости. Или вы хотите поспорить?
— Нет, что ты, девочка. Ни с кем я спорить не собираюсь, просто посчитал, что должен тебе это сказать, если остальные не отважились.
— На совете ты тоже был не слишком храбр, — заметила эльфийка.
— Где уж мне, седому старику, проявлять храбрость. Это удел молодых, таких, как Коул.
— Ладно, Николо, — устало вздохнула Эйриэн, — сегодня был очень утомительный день. Пойдем спать.
— Пойдем, девочка. Мы сделали все, что могли. Теперь остается только ждать.
— Не люблю, когда ты так говоришь. Ой, у тебя клякса на мантии, — звонко рассмеялась девушка.
Они вышли из зала под руку и, распрощавшись друг с другом, отправились каждый в свою сторону.
Что-то тревожило Эйриэн с самого начала разговора с орками. Что-то незначительное, но вместе с тем очень важное. О чем она забыла с самого приезда и никак не могла вспомнить. И так и не вспомнила, даже пройдя весь путь до своих покоев.
На этот раз королева не стала отказываться от помощи слуг и позволила девушкам извлечь себя из платья. Наскоро перекусив тем, что прислала Мария, она легла в постель и провалилась в сон без сновидений.
Но даже этот сон благодаря Ивэну не был долгим. Он снова пришел с рассветом и, несмотря на сопротивление, которое спросонья пыталась оказывать царственная особа, выволок ее сначала из кровати, потом из комнаты, а затем и из дворца на тренировочную площадку. Милена, которая не просидела вчера весь день на совещании королевского совета, выглядела на зависть свежей и румяной. Ее сестра же отчаянно пыталась подавить зевоту.
Учитель поставил их друг против друга и, не обращая никакого внимания на состояние королевы, начал занятие.
— Внимательно взгляните друг на друга, — обратился он к ученицам.
«Что я, Милену никогда не видела?» — удивилась про себя Эйриэн.
— У одной из вас есть сила, скорость, выносливость, быстрая реакция, — Ивэн подошел к эльфийке, — а у другой ничего этого нет. Но! — Он поднял вверх указательный палец. — У нее может быть опыт и, что самое главное, — знания. А это уже то, что можно противопоставить силе и ловкости в битве. Возьмите свое оружие.
Ее величество протерла глаза и огляделась. У стойки стоял тот же набор, что и на последней тренировке, но на этот раз кромки лезвия были затуплены. Милена уже схватила свою пару коротких мечей. Ее сестре ни осталось ничего другого, как взять свою пару годендаков.
— Встаньте друг напротив друга, — скомандовал Ивэн. — А теперь, Милена, покажи, чему я научил тебя.
Девушка ринулась на еще не успевшую проснуться соперницу. Эйриэн попыталась отбить несколько ударов, пропустила момент, когда сестра поднырнула под древко, развернулась и оказалась за спиной, но прекрасно почувствовала, как та уколола ее двумя тупыми клинками в бока.
— Прекрасно! — похвалил учитель. — Именно этому я и пытался научить вас в то утро, когда ее величество без моего разрешения покинула занятие. А теперь мы усложним задание.
Он протянул ученицам повязки на глаза:
— Эйриэн, я знаю, что тебе почти все равно, видишь ты или нет, но из солидарности, будь добра, надень это.
Королева не сдержала очередного зевка, чем сразу же вызвала недовольный взгляд Ивэна, но повязку взяла и даже завязала.
Учитель гонял царственных особ до тех пор, пока они обе не повалились в траву, но и тогда он заставил их подняться на ноги и погонял еще.
После тренировки их ожидал завтрак, а потом государственные дела.
Николо вошел к Эйриэн, когда она только что закончила одеваться.
— Ваше величество, — обратился он официально, и девушка сразу же почувствовала неладное, — раз уж вы в кои-то веки в столице, не соблаговолите ли приступить к своим непосредственным королевским обязанностям?
— Не соблаговолите ли вы их уточнить? — подыграла эльфийка.
— Я имею в виду верховный суд, который можете вершить только вы. Несколько десятков человек ожидают своей участи. Мы не могли решать их судьбу без вашего участия.
— Николо, — взмолилась королева, — посольство только вчера уехало, совет закончился поздно, а ты снова собираешься меня мучить.
— Позвольте вам напомнить, что титул, который вы носите, накладывает определенные обязательства, от которых вы никак не можете отказаться.
— Ну ладно, ладно. Я разрешаю тебе назначить дату верховного королевского суда, — сдалась Эйриэн.
— Раз уж вы дали мне подобные полномочия, то хочу поставить вас в известность: дата уже назначена на сегодняшний день на четвертый бой пополудни. От вас требуется только ваше присутствие.
Эльфийка задохнулась от возмущения:
— Почему так рано? Я только пообедать успею!
— А кто может поручиться, что ты, девочка, за это время снова не уедешь из дворца странствовать по Эсилии?
Королева не нашла, что ответить на столь справедливый упрек, и она согласилась на все условия главного советника.
Для верховного суда на Дворцовой площади была сколочена сцена в человеческий рост. Доски обивались серебряным бархатом — геральдическим цветом королевы. Посередине сцены на небольшом возвышении располагалось кресло с высокой спинкой, в таком обычно сидел судья, а на верховном суде — монаршая особа. Перед креслом стояла низенькая табуреточка для подсудимого. Справа от нее было место палача, а слева — писаря, который вел протокол заседания. Свидетели, если таковые вообще требовались, стояли позади подсудимого.
Посмотреть на это зрелище обычно стекалась вся столица. Те, кому не хватало места на площади, залезали на ближайшие деревья, правда ненадолго, до прихода королевской стражи, которая нещадно гоняла правонарушителей. Придворным повезло больше — их место было на краю сцены, за королевским креслом. Но им, как и всем остальным, приходилось стоять.