Когда копейщики вступили в тень рощи, вокруг послышался ропот. Собравшиеся численностью превосходили краснобородых. Даже если считать только мужчин, способных носить оружие. Но не было у них оружия. Все предпочли возложить бремя кары на плечи бога.
Копейщики поднимались на холм, не глядя по сторонам, не обращая внимания на людей. Вожди накрепко вбили в головы воинов: сначала надо убить бога. Рабов его – не трогать. До времени.
Недавнорожденный слишком поздно сообразил, что его слуги не станут сопротивляться. И что краснобородым приказано не проливать крови.
Воины отпихнули древками копий тех, кто не успел вовремя убраться с дороги, и вышли на открытое пространство. Пред ними был Священный Источник, стекающий в шестиконечную мраморную чашу. А за Источником – трехступенчатый алтарь в тринадцать локтей высотой. И потом увидели они ложного бога во всей его обманной красоте.
Бога, подносящего к губам костяную свирель.
И замешкались…
«Сейчас, – думал он. – Они так близко! Ужас и ненависть захлестнут тысячи Детей Дыма. И начнут они убивать друг друга. И тысячи жизней понесет кровь, что хлынет на землю священной рощи. И Госпожа придет!»
Четверо в повозке разом дунули в красные раковины.
Звук их не был слышен человеческими ушами, но могуч. Пал звук на ложного бога, и песнь его задохнулась.
Копейщики, опомнившись, бегом обогнули чашу-водоем, стали карабкаться на алтарь. Одни становились на плечи других. Поднявшиеся протягивали вниз копья, помогая товарищам. И вот уже первые из краснобородых взобрались на плоскую вершину. Здесь, меж выстроившихся полукругом золотых столбов, стоял ложный бог.
– Прочь! – воскликнул сын Древней, поведя левой рукой.
И Дети Дыма попятились, опуская оружие, ослабев и утратив свирепое мужество.
– Прочь!
Кто-то, вскрикнув, упал вниз, на вторую ступень.
Он шагнул вперед: шаг, еще шаг… Воины посыпались вниз, как зрелые плоды от порыва сильного ветра.
Сын Древней слышал, как кричат краснобородые. Он чуял запах свежей крови, брызнувшей на мрамор алтаря. И близость Госпожи!
Брошенное снизу, с земли, копье пролетело над головой. Еще одно, посланное более твердой рукой, могло бы проткнуть его живот, если бы он не отклонился в сторону.
«Глупцы! – подумал он, с беспечностью юного бога спрыгивая на вторую ступень. – Они надеются убить меня!»
Правая нога его раздавила голову разбившегося воина. Еще несколько копий пролетели, не причинив вреда. Жалкое оружие Детей Дыма!
Он соскочил на первую ступень. Краснобородые отхлынули, с полдюжины их плюхнулось в чашу Источника. Лишь немногие теперь бросали копья: все видели, как легко уклоняется от них ложный бог.
Сын Древней ощутил, как затрепетали кроны священных буков: Госпожа рядом!
Еще увидел он с гневным восторгом, как, багровея, надувают щеки перепуганные слуги Гонителя. Конец…
Плоский бронзовый наконечник пробил его спину выше левой лопатки. Тяжелое копье было брошено сверху и с такой силой, что даже мгновенно напрягшиеся мышцы сына Древней не смогли вовремя остановить движение бронзы.
И наконечник пронзил сердце.
Он закричал. От боли. От гнева.
Удар был не смертелен. Два сердца в груди бога. Два сердца, ибо выше он и Древних, и прочих, обитающих в его мире. Но и одного сердца довольно, чтобы жить и сражаться. Рана не лишила его силы… Но брызнувшая кровь сына Древней разрушила веру в его неуязвимость. И ослабел страх Детей Дыма.
Десятки копий одновременно взвились в воздух и обрушились на него. Три из них достигли цели. Тогда воины, вскарабкавшиеся наверх, метнули свое оружие вниз и сбили ложного бога с ног. Тотчас не меньше дюжины их бесстрашно прыгнули на поверженное тело…
Когда четверо с выбритыми головами, поднятые краснобородыми, ступили на первую ступень алтаря, они увидели кровавое месиво, в которое после сотен ударов превратилось прекрасное тело ложного бога. Славное дело!
Один из них заметил брошенную костяную дудку. Поднял… и небрежно отшвырнул в сторону. Безвредна!
Кроны буков больше не трепетали.
Четверо оглядели столпившийся вокруг алтаря авангард своего войска. Все оказалось намного проще, чем думалось. А почитатели ложного бога, охваченные ужасом, уже бросились бежать. Никто не пытался отомстить за его смерть.
Велика была воспитанная жрецами вера в силу бога. Так велика, что лишала его рабов собственной силы.
Один из четверых мрачно засмеялся, поднял руку и выкрикнул одно-единственное слово:
– Убивать!
И кровь щедро окропила землю священной рощи. Как того желал ложный бог. Но слишком поздно для него.
Ночью, когда утомленные резней победители покинули священный холм, последняя Древняя выбралась из своей земляной норы и отправилась на юг. Туда, где поднимались к звездам желтые горные хребты. Туда направила ее Госпожа.
Там сумеет Древняя выжить. И родить сына, более победоносного, чем этот.
* * *
Тенгиз открыл глаза. Страшный сон не сразу отпустил его. Он был так реален, что некоторое время Тенгизу казалось, будто все вокруг – песок, океан, спящая Лора – это и есть сон.
Такое ощущение, что прожил целую жизнь.
Тенгиз оглянулся: Анк был рядом.
– Ты?..
– Да, – ответил юный бог. – Это был я. И ты. Мы погибли. Но больше такого не будет.
– Почему ты так думаешь?
Анк негромко засмеялся.
– Мы с тобой – одной крови, – сказал он. – Но не только кровь Детей Дыма и Истинных течет в наших жилах.
– А какая еще? – тупо спросил Тенгиз. Он все еще не мог прийти в себя.
– Кровь созданий Ишфетту, – Анк перестал улыбаться.
– Слушай, может, ты мне растолкуешь, что к чему? – попросил Тенгиз. – Кто есть кто? Хотя бы в двух словах.
– В двух не получится. Да ты и не поймешь.
– А ты попробуй! – удивившись собственной дерзости, предложил Тенгиз.
Анк снова заулыбался.
– Попытаюсь, – согласился он. – Только учти: всё, что я тебе сейчас расскажу, – это не совсем правда. Скажем так: это версия, адаптированная к твоему уровню понимания.
– Угу, – согласился Тенгиз. – Валяй. Я уже проникся сознанием собственной ничтожности.
Он говорил, не глядя на Анка, потому что едва он поднимал взгляд на золотистое божество, как мысли его начинали путаться, а на лице сама собой появлялась глупая блаженная улыбка.
– Представь себе некое славное место, – сказал Анк. – Допустим, райский сад. Размером с планету.
– Неплохо, – кивнул Тенгиз. – А кто его создал?
– Хороший вопрос, – одобрил Анк. Тенгиз обратил внимание на то, что интонации его изменились. Стали чем-то похожи на интонации и манеру разговора, которые предпочитал дед Тенгиза. – Его создал… Скажем так: это было коллективное творчество. Но главным архитектором в нем был я. То есть не совсем я… Тот, кем я был в те времена. Сад этот состоял из двух главных начал – живого и мертвого. И я, тот, который был тогда, тоже состоял из двух начал… Как и я – теперешний. Только тогда у меня были, скажем так, немного другие возможности. И другие масштабы. И, если так можно выразиться, рабочее место тоже было другим. Ведь для творца очень важен не только собственный потенциал, но и условия, в которых приходится работать.
