Имена всех владельцев золотых медальонов записывались в специальную книгу, которую так и называли — Золотой. Для того, чтобы в нее попасть, надо было очень постараться. Для того, чтобы быть вычеркнутым — постараться еще сильнее.
Крах Вартанг оказался одним из шестнадцати человек, кому это удалось. Он свято соблюдал первую заповедь кодекса, и так же свято не соблюдал последнюю. Долго, очень долго ему удавалось это скрывать, но нет ничего тайного, что не стало бы явным. Пятнадцать его предшественников после такого позора никогда больше не смогли найти работы. Но Крах был не только опытным, умелым, и сильным воином, Крах был еще и безумно хитер. И жаден. Не долго думая, он начал искать таких же заказчиков, как он сам — не гнушающихся ничем, не скованных предрассудками вроде запрета на убийства детей, и не считающих предосудительными жестокие забавы Вартанга.
Нынешний заказчик был как раз из таких. Краха немного настораживала сумма, предложенная за работу, но наниматель честно предупредил: жертвы могут только казаться безобидными, а на самом деле оба достаточно опасны, особенно младший. Да и найти обоих будет не слишком-то просто. Над последним утверждением наемник сейчас посмеивался в усы, глядя поверх кубка с разбавленным вином на мальчишку-полуэльфа. Единственным, что омрачало его радость, было четкое условие, поставленное нанимателем: сперва — старший, чистокровный эльф, а уже потом — серый ублюдок.
Что ж, слово заказчика — закон. Крах понимал, что имеет дело с магами, а в таких случаях лучше детально придерживаться инструкций, как бы не был велик соблазн прикончить этого хромоногого урода прямо сейчас.
— Все, — Лэрта устало поднялась на ноги, отошла к раковине и кивнула служанке. Та, уже знающая, что нужно госпоже, немедленно начала лить воду ей на руки, небольшой, но постоянной струей. Целительница осторожно поворачивала ладони, следя за тем, чтобы текучий поток омыл каждый участок кожи. Ей совершенно не хотелось, чтобы с таким трудом вытянутая из пациентки болезнь осела на ней самой, впитавшись через кожу.
— Она будет здорова? — с надеждой спросил широкоплечий молодой северянин. — Моя жена, она…
— Да, да, да. Будет здорова, молода, красива, и нарожает вам кучу детей, если вы оба этого захотите, — кивнула Лэрта, вытирая руки поданным полотенцем. — Теперь ей нужны только покой и сон. Еще возьмите вот это, — она протянула счастливому мужу узкую бутылочку светло-голубого стекла. — Давайте четыре раза в сутки, через каждые шесть часов. Понадобится — будите. Главное, чтобы она принимала это через шесть часов в течение десяти дней. Тогда вероятность рецидива будет сведена к минимуму.
— Реци… чего? — непонимающе наморщил лоб молодой мужчина.
— Повторного заболевания, — пояснила целительница. — Кормить в ближайшую неделю бульоном, протертыми овощами, жидкими кашами. Потом можно понемногу переводить на обычное питание. Алкоголь нельзя ни в коем случае еще месяц. Ни глоточка, это важно!
— А почему? — более идиотский вопрос, равно как и более частый, сложно придумать. Девушка покачала головой.
— Потому что только через месяц из организма выведутся все компоненты зелий, которыми я ее лечила. А немалая их часть при смешивании с алкоголем дает такие побочные эффекты, что болезнь счастьем покажется. Все понятно?
Выдав еще несколько подробных инструкций — на всякий случай сразу и мужу, и двум служанкам, благо, одна из них казалась девушкой весьма сообразительной — Лэрта получила свой гонорар, приятно оттягивающий карман куртки, и распрощалась со слегка тронувшимся от счастья сыном городского старейшины.
Погода, видимо, тоже решила отблагодарить целительницу за спасенную жизнь. Ветра почти не было, воздух в сравнении с обычной температурой казался почти теплым — снег не таял, да и только. С темного неба красивыми белыми звездочками сыпались редкие, огромные снежинки. Лэрта неторопливо шла по улице, правой рукой придерживая сумку с эликсирами, а левой — ловя пушистые холодные звездочки. Одна, особенно крупная, спикировала ровно на середину ладони, обтянутой толстой кожей перчатки. Улыбнувшись, девушка поднесла ее чуть ближе к лицу и осторожно подула — с достаточного расстояния, чтобы не растопить теплом дыхания северную красоту, но в то же время так, чтобы снежинка сорвалась с руки и полетела дальше.
Настроение, несмотря на усталость, было великолепным. Целительница медленно шла по улице, наслаждаясь окружающей красотой и тишиной, и ощущением глубокого морального удовлетворения. Что может быть прекраснее, чем дать новую жизнь молодому, желающему дышать и петь, любить и творить, человеку? Одна из наставниц Лэрты частенько сравнивала целительство с материнством, только если у матери может быть один, двое, ну пятеро детей, то у целительницы их — десятки и сотни. И пусть лица со временем забываются, имена стираются из памяти, а остаются лишь те, кто дал наибольший опыт — но чувство жизни, данной тому, кто ее уже почти что потерял, не исчезает из памяти никогда. Лэрта как-то раз спросила наставницу: а как с теми, кому помочь не удалось? Лицо старой женщины омрачилось, она немного помолчала, а потом ответила: когда ты начнешь их забывать, ты потеряешь право быть целителем. Это хирурги имеют право на врачебный цинизм, да что там — право, это жизненная необходимость. Но целитель — это особая каста врачевателей. И если хирург спокойно может прооперировать и под принуждением, и того, кого ненавидит, и кого угодно еще, то целитель должен творить свою магию только от души.
Вспоминая наставницу — единственную, кто примерял девушку с существованием в стенах монастыря — Лэрта иногда задумывалась: а смогла бы она исцелять в таких ситуациях? Вариант «того, кого ненавидит» она не рассматривала. Хотя бы потому, что до сих пор в ее жизни не было ни одного разумного, к кому могло бы быть применено это слово — ненависть, и она просто не могла себе представить нечто подобное. А вот под принуждением… С одной стороны — это всегда мешает. Разум и чувства целителя должны быть всецело направлены только на того, чью жизнь надо спасти. Если же целителя принуждают, то его мысли и эмоции будут в большей степени направлены на ситуацию, а не на пациента. С другой же стороны — какие могут быть лишние мысли и эмоции, когда перед тобой — умирающий, которого ты можешь спасти?
Пушистые белые снежинки, влекомые легким ветерком, кружили хороводом вокруг девушки. Странное у нее было настроение… И хорошее, легкое, светлое, радостное в конце концов — и в то же время задумчиво-серьезное.
