— Мэннор…
Я больше не вздрагиваю.
Я оборачиваюсь к Гарту:
— Идем.
Привратник братова дома сонно моргает.
— Открывай большие ворота! — велю я. — Приказчика буди!
Приказчик легок на помине, даже одеться толком не успел. Скачет через ступеньки в одном сапоге. Меня разбирает смех.
— Отворяй все!
Он еще не понял.
— Все отворяй и давай каждому, кто зайдет.
— Чего давать?
— Оружие! — рявкаю я. Пинаю парня в тощий зад. Он ойкает, убегая, но даже не сомневается в моем праве им командовать.
Я стою, ликующе запрокинув кверху лицо. Морозит голую ступню каменный пол. Сквозняк из неприкрытой двери дергает волосы. Но я больше не считаюсь, кто удачливей: я или брат. Потому что Ясень-лук послушно гнется в пальцах. Еще! Я хочу, чтобы он треснул!
Теперь все равно, Мэннор я или Раннор, купец или воин: я стрела, которая не свернет.
— Берегись, Мэннор!
Поворачиваю голову: старшие ворота Вежи растворяются. Блестит сталь: обычай Ясеня ходить в голой броне. Кованые сапоги дружно молотят брусчатку. Солнце раскалывается о круглые шлемы с личинами. Кольчуги начищены; поверх стражники надели еще и бахтерцы. Воплощение правосудия: сильное и неразборчивое. Всего-то два десятка, но толпа раздается перед выставленными бердышами.
— Мэннор, сюда!
Пячусь к мосту. Сбоку чей-то согласный рев:
— Бей их!
Замечаю Брезана с молотом; рядом сыновья Радома с кольями. Кто-то уже ковырнул брусчатку. Молодецкий замах — и первый в ряду стражник утробно ухает. Похоже, в живот. Если сейчас Берут спохватится, то пошлет еще. Надо запереть их на узком. Лучше всего здесь.
— Мост перегораживайте!
Волокут бочки. Пристань разбивают на доски. Чьи-то ворота сняли и теперь с бранью впихивают поперек, между каменными парапетами. Стража еще не сообразила, что их ждет.
— Стрелки есть? — голошу я. Лучники вырастают, как грибы. Я выставляю их по правой стороне. Самые ловкие забираются на парапет: сверху стрелять удобнее. Гарт и с ним полсотни, кого я вооружил утром, вклинились между мной и стражей, но пока ни те, ни другие не лезут в драку. Гарт отводит людей за укрепление. Стальная змея замерла перед входом на мост. Взгляды стражников я чувствую, как взгляд одной большой гадины.
— Брезан, гони безоружных ко мне на склад! — кричу я отряду кузнецов. — Там на всех хватит!.. — Вскакиваю на парапет, чтобы лучше видели. Набираю воздуха.
— Керин на щит!!!
— На щит!!! — согласно ревут в ответ. Вежа снова разевает пасть.
— Лучники!
Слитный треск: тетивы разом бьют в рукавицы. Стража решает правильно: разом бросается на мост и начинает рубить препятствие. Благо, у них бердыши. Озлобившись от неудачи, лучники на этот раз стреляют в упор. Двое стражников запрокидываются: точно в глаз. Теперь обратного хода нет.
Скрежет и визг железа. Почему они не стреляют? На меня обрушивается бердыш. Брезан сбивает секиру в сторону. Пудовый молот шуршит мимо лица.
— Ве-ежа-а!!
— Керин! Ясень!
Достаю стражника по голове: с парапета, как с коня. Тот закрывается бердышом, но мой меч срубает древко и кисть.
— Брезан, вперед!
Кузнец лупит снизу вверх: удар страшен неожиданностью. Изломанного латника аж подбрасывает. На площадь перед Вежей вытекает конный отряд. Выбегающие из ворот латники разворачиваются, падают на колено и ставят бердыши против конной атаки. Над передовыми всадниками — значок Золотоглазой. Слитный вопль:
— Керин!!! — и на латников кидаются с утроенной яростью.
Из Вежи хрипит рог. Берут тоже узнал значок. Боится, возьмем кром. И потому приказывает страже как можно скорее убраться в стены. Латники неохотно подаются назад. Всадники еще не решили, что делать. Их предводитель пялится на меня, как на идолище. Между нами два десятка саженей, но я не узнаю его.
— Мэннор!
Голос пришивает меня к месту. Наири!
Отступающий латник мгновенно пользуется оплошностью. Понож вминается в ногу, и я лечу с парапета.
Надо мной плывет облако, похожее на сытого кота. Подо мной скрипит и раскачивается щедро выстланная сеном телега. Сбоку прижаривает солнце. Травой пахнет. Вереском. Полынью. Дома вот так же пахнет: едешь, едешь, а все степь, холмы, распадки, и запах травы из-под копыт…
Никак я к тесноте лесной привыкнуть не мог. Как ястреб в неволе. Болотистые дебри кругом, буреломные, озерца с коричневой водой, и вдруг вересковая пустошь. Туманы. Лето жаркое и короткое, зима долгая, морозная, снежная. Только в Ясене, почитай, ее нет. И реки, как жилы с синей кровью — здесь даже представить немыслимо, что может ходить водонос от ворот к воротам и чашками воду продавать.
— Пить…
Тяжело ворочается во рту распухший язык. Я клялся не забывать. Я думал, что не забуду. И желтые камни, и улочки в садах, где зреют груши, айва и персики. И акации, и софору. И пыльные дороги среди виноградников к окоему, где синеют в тумане горы, похожие на спящих витязей.
— … Битва ль была смертельна,
чары ли тяжелы —
но придавила тело
тяжесть незримых глыб.
Щит зарастает лесом,
меч рассыпался в прах…
Кто он был — неизвестно… — бормочу я сквозь сон.
— Что, Илло? Думаешь, меня придушить и бежать?
Чувствую себя, как ястреб, которому дали хлебнуть чистого неба… а теперь оторвали от добычи и под колпачок. И каменею: неужели проговорился во сне?
Морталь ехиден, аж скулы сводит:
— И помчишься, и в ноги девице падешь… навроде коврика.
Я давлюсь вином, которым он пробует меня напоить. Морталь снисходительно улыбается:
— Дурное дело нехитрое — не ты первый… А купчишку куда? Кистенем в висок и под мост?
Не будь в моей судьбе Ясеня, я бы подумал: братец-то не сильно меня жалел. Но я держал перетянутый лук в руках, и дышал гарью Брезанова пепелища, и стоял на мосту против стальной змеи городской стражи. После этого детские счеты — кто лучше — теряют вес.
— Ты на мосту Незримого увидел? — строжеет Морталь. — Как это ты — и дал себя сбить? Да кому!
Мне становится холодно. Вокруг хлюпает ночное болото. Раскачиваются черные ветки. Я лежу животом в грязи и всматриваюсь в муть передо мной. Только что в ту сторону ушел Мелден. Горт приказывал следить за ним. Я пытаюсь ползти дальше, но не могу…
Морталь от души шлепает меня по щекам:
— Илло! Илло! Очнись же, тварь дохлая!
Я изо всех сил мотаю головой:
— Девчонка права, Морталь… С Незримыми пора кончать… Герои приходят редко… Надо использовать случай…
Тут я понимаю, что сморозил, и меня трясет смех. Морталь обижается:
