— Погляди на этого козленка. Думаешь, он безвременную смерть принял, потому что с волками чего-то не поделил?
Ингерд хмыкнул, поворачивая козленка над огнем.
— То-то же. Волки затравили его даже не потому, что сами хотели есть, а потому, что есть хотел ты.
Ингерд взглянул на эриля из-под бровей:
— Ты это к чему ведешь?
— А к тому, что сколько ни смотри под ноги, а в яму все одно угодишь. Дальше глядеть надо. Тогда и яму увидишь и цел останешься.
— Я не слепой, — говорит Ингерд. — Сам вижу, что люди больше звери, чем люди. Что убивают много, но не из-за голода и не от защиты. Наше оружие проклято, мы убиваем потому, что иначе не можем жить. Может, Рунар привел свое войско на мою землю не потому, что я увел у него женщину, но почему?..
Эриль Харгейд поглядел ему в глаза:
— В ту ночь, Ветер, ты был козленком, а Вепри были волками.
Ингерд повернул мясо над огнем, и рука его застыла.
— Тогда кто же хотел есть?..
Третью ночь Ян провел без сна и встретил рассвет с ноющей болью в груди. Смутный страх, тревога, бесконечные думы обратились в непроходящую тупую боль. Вновь и вновь Ян вспоминал все сказанное на отунге, взвешивал расклад сил, и не находил решения. Он не хотел войны, потому что его племя будет раздавлено, а в стороне тоже не переждешь. Эх, как же ему не хватает отца, его силы и мудрости…
— Ян!.. Вставай, Ян. Пора.
Рискьёв тряс его за плечо. Ян открыл глаза и кивнул. Сегодняшним днем должно было прийти к согласию. Вот только к какому? Яну стало холодно. Он застегнул куртку на беличьем меху без рукавов, взял меч и пошел вслед за своими янграми к скале Рох.
Молчаливые и хмурые, собрались воины у скалы. Было видно, что в эту ночь не спал никто, и предупреждение эриля Харгейда о неизбежной каре подействовало на многих. И лишь Асгамиры сидели как ни в чем не бывало, переговаривались между собой и даже смеялись.
Ян отыскал глазами Ингерда и с удивлением заметил его сидящим рядом с эрилем Харгейдом. Но удивлялся недолго, потому что слово взял янгар Белых Туров Исмел Стиэри:
— Настал час выбора, свободные племена! И будет лучше, если этот выбор будет в пользу прежних границ, ибо иначе быть войне. Мой род готов принять под свои стяги всех, кто желает жить в мире. Что ответите, Вепри?
Ян знал, что скажут Асгамиры, это все знали, но то, что он услышал, было неожиданным и для него, и для всех остальных.
— Наше племя самое сильное, — сказал Эван Асгамир. — Мы рождаемся и умираем свободными. Мы никогда не слушали ничьих советов, кроме советов своих готтаров. Все, что мы хотим, мы можем взять.
Он умолк и поглядел на своих союзников. Мал Годарх уже потирал руки, довольный. Угар Стигвич с победоносным видом взирал на Соколов.
— Мы готовы стать под твои стяги, Белый Тур, — сказал янгар Вепрей, — но при одном условии. Нам отдадут Черного Волка, того, кто носит имя Ингерд Ветер, и мы сделаем с ним все, что захотим.
Мгновение стояла тишина, потом посреди этой тишины прозвучал тонкий голос Мала Годарха, янгара Мышей:
— Да ты что? Ты в своем уме, Вепрь?! Ты что говоришь-то?..
И поднялся такой шум и гвалт, крики и ругань, что птицы вспорхнули с гнезд и закружили в небе. Ян сидел, оглушенный, и пытался понять смысл сказанного Асгамиром. Ведь это он, Ян Серебряк, должен отдать Ингерда Вепрям, и не будет войны. Отдать им Ингерда, и племя Серебряного Сокола будет сохранено, и много других племен тоже. Всего лишь одна жизнь, пусть жизнь твоего сородича, но ведь всего лишь одна! Забыть о том, что породнились кровью, что в семью его приняли…
Стигвичи, Годархи и Боргвы ругались страшными словами, называли Вепрей предателями, объявляли им войну бесконечное число раз, клялись отомстить… А все остальные молча смотрели на Яна — кто с надеждой, кто с пониманием, кто с сочувствием. У Яна потемнело в глазах и судорогой свело нутро. Потрясающие топорами Боргвы мешали ему, но он все же нашел глазами Ингерда. Тот спокойно принял его взгляд и знаком показал: согласись. Ян решился посмотреть на эриля Харгейда, но тот не ответил ему. Тогда Ян посмотрел на Вепрей. Они сидели, как обычно, чуть в стороне и не скрывали торжества. Рунара не было. Ян не понимал мотивов принятого им решения, но ведь что-то толкнуло их к этому! И дело тут не только в мести… Яну вспомнилось вдруг озеро Околич, вечувара, что плакал кровавыми слезами, круги на черной воде…
— Нет.
Он сам не заметил, как сказал это, и все споры разом захлебнулись. Все воззрились на него.
— Что — нет? — переспросил Эван Асгамир, подавшись вперед и думая, что не расслышал.
Ян стиснул рукоять меча так, что занемели пальцы.
— Мы вольное племя и не торгуем людьми, — сказал он. — Соколы приняли в семью Волка, он остался Волком, но он — один из нас. Вы хотите, чтобы мы продали его вам в обмен на мир. Не будет этого. Мир, построенный на костях хотя бы одного человека, нам не нужен. Я готов вызвать на Суд Меча всякого, кто думает иначе.
— Да что происходит-то? — косматый вождь Боргвов непонимающе переводил взгляд с Яна на Эвана Асгамира и обратно. — Что теперь?
— А теперь — война, — раздельно и четко произнес янгар Вепрей.
— Ну вот, это по-нашему! — обрадовался вождь Боргвов и крикнул: — Держитесь, Лисы! Держись, Соль-озеро!
Тут Ян порывисто на ноги поднялся, к Исмелу Стиэри подошел, меч из ножен выхватил. Ахнули многие, подумали — задумал Сокол убить янгара, но клинок звоном чистым пропел, поймал полированным боком солнечный луч и на три четверти в землю у ног Тура вошел. Повернулся Ян к отунгу и говорит, грозно очами сверкая:
— Имя мое — Ян Кассар Серебряк, я — Серебряный Сокол, и многие из тех, кто здесь сидят, знают это имя и боятся его, ибо никогда ни перед каким врагом не стояли Соколы на коленях! Ни отец мой, ни дед, ни один пращур мой не давал клятвы, какую сегодня даю я на одда-отунге острова Рох. Слушайте, свободные племена, от Моря до Моря живущие, мой обет: Ян Серебряк, Серебряный Сокол, клянется именем своим служить Высокому Янгару Белых Туров верой и правдой и ходить в бой под его стягами и под его рукой! Эту клятву понесут мои дети и внуки, и держать им ее, доколе будет жив хотя бы один Тур и хотя бы один Сокол! А как не останется ни одного из нас, тут и клятве конец. Я все сказал, — Ян выдернул меч из земли, вернулся к своим соплеменникам, сел и закрыл глаза, то ли молился, то ли видеть никого не хотел.
Долгая тишина воцарилась на отунге, ибо разом пошатнулся весь расклад сил. Одно дело просто союз заключить, пока выгода есть, а потом можно и на попятную, но совсем другое дело — все пути назад резать, себя и весь свой род навеки клятвой связывать, все равно что в кабалу загонять. Теперь Соколы да Туры одним племенем стали, а значит — силой.
