В первый день выхода театрального коллектива с каникул, после традиционной встречи артистов и руководства я, бодрясь, выжимая из себя остатки энергии, что еще остались после работ в Изнанке, думал заразить своим обманчиво подъятым духом коллег. Пусть хоть оркестр возьмет быка за рога и раскочегарится, показывая другим пример, как с улыбкой на лице надо встречать новую театральную сезонную смену! Мол, прошло время расслаблений, нужно приходить в профессиональную форму. Но никто не спешил возвращаться к работе: хористы распевались вполсилы, а оркестранты будто боялись раздражать инструменты музыкальным звучанием. А я, обрадовавшись, что хотя бы в день выхода в театр меня не увлекли в Амарад, с трудом мобилизовался и погрузился в материалы предстоящей премьеры. На днях должна состояться новая встреча с режиссером и сценографом, и я просматривал и вспоминал творческие наработки, которые мы обговаривали в прошлом сезоне перед самым выходом на каникулы, когда гоняли оркестр и вокалистов по аккордам будущего спектакля и фиксировали концептуальные декорационные решения. Приятно волнуюсь и страшно восторгаюсь одновременно: моя первая постановка, первое главное руководство оперой. Докажу всем, что Покровский не в капусте найден; что и в прошлом концертмейстер может спектакль провести, да не простой, а всероссийскую премьеру!
Я сдержал слово перед Вадиком, данное в день моего рождения, а он — передо мной: мы пересеклись, хоть и недолго, посидев в ресторане в районе Северного речного вокзала. Другу страшно засела в голову идея самостоятельно оформить и забрать один крупногабаритный товар не в своем Питере, а в Москве, поэтому он выехал навстречу российской столице и удивил меня своим звонком на мобильный телефон, предложив встретиться. Особых планов у меня на вечер не было, я сказал Лизе, что отбываю к внезапно прибывшему Вадику, и помчался в Левобережный район, по пути чудом не пособирав пробки. Несмотря на обозначенный Вадимом тезис, что встреча, к сожалению, выдастся короткой, тем не менее он заказал две порции горячего блюда и трепался так много, будто собирался засесть в ресторане как минимум часа на три. С едой он, однако, разобрался быстро, а когда мы прошли к его машине, друг гордо указал на какую-то толстую и длинную заводскую картонную упаковку, выпячивающуюся из автомобильных недр и занимающую почти всё салонное пространство. Я не хотел представлять, как семь с лишним сотен километров он поедет с этим некомфортным товаром, который будет упираться ему в колено, и лишь порадовался за Вадика, заполучившего то, что хотел, и за такую цену, за которую хотел. Встреча завершилась вполне обычными обменами добрыми словами и пожеланиями в адрес семей и традиционным напоминанием о частоте встреч.
Дни летели. На Земле, в Москве. Стремительные, бодрые, полные музыки — в театре, веселые и ласковые — в кругу семьи.
В Изнанке целый месяц не менялось ничего. До одного дня.
Тогда я в сердцах театрально сплюнул, когда, открыв дверь подъезда своего дома, шагнул в гостиную дома Милиана. Делать нечего.
Улло дома не оказалось. Ко мне из своей комнаты вышла Венди. Девочка была встревожена и озадачена. Я понял: случилось что-то неладное.
— Венди, в чем дело? Где твой дед? Сегодня у меня день уроков или дежурства на Жиле?
— Дедушка сказал вас никуда не отпускать и дождаться его, он всё скажет. Я сама не поняла до конца. Но он был такой обеспокоенный. Он ушел во Дворец. — Венди указала на дверь, ведущую в заколдованный ход. — Но знаете, мне показалось, что он ничего не сказал перед уходом, потому что случилось или случится что-то страшное.
— А что происходит? И где? В городе?
Кажется, мне передалось волнение Венди и вот я уже сам заражен паникой. Вот, началось то, чего не хотелось. Какая-то новая опасность. Наверное, опять чародейские разборки «плохих» и «хороших» магов. Опять появился этот Морсус? Странный тип: то вламывается во Дворец, обнаруживая себя и угрожая магам, а затем исчезает в неизвестном направлении; то вскапывает Жилу и оставляет ее уничтожать Континент, а сам скрывается неизвестно где и неизвестно чего ждет. Непонятный злодей.
— А я так поняла, что в лагерь вы больше не поедете, — несмело добавила Венди.
— Почему?
— Дед вроде сказал, что его решено временно свернуть и отправить полученную информацию на изучение, чтобы потом решить, как поступить с Жилой. Но вроде это и опасно — оставлять Жилу без присмотра, и вроде по-другому всё равно нельзя, — неуверенно произнесла девочка.
— А что, что с Жилой не так?
— Она перестала вести себя странно. Она спокойная.
Какие-то дьявольские проделки! Кто в мире волшебников настолько силен и всемогущ, что может властвовать над Жилой? Кажется, никто из людей — одно лишь чудотворное Провидение. Но что оно есть? Замешан ли здесь тот самый темный чародей? А сможет ли он совладать с магической стихией? Точно какой-то нетипичный маг! Что за игру он ведет? Волшебники Совета, вроде как опытные и мудрые избранные, не могут понять врага: он слишком изобретателен в творимой им простоте зла, потому нельзя предугадать его шаги и тем более — поймать. Умный хитрец, внезапный обидчик этот Морсус! А что если он — нечеловек? Типа призрак или что-то другое, потустороннее… Может, он из прошлого! А может, ему тысячи лет! Но если это так, то он невероятен в своей… в своем… даже не знаю, в чем, но в этом он и опасен.
Вдруг он вернулся в город? Вдруг специально скрывался, подводя свой злокозненный план к логическому завершению, которое приближал не он сам, а маги Амарада своими действиями, решениями, словами? Вдруг я тоже — часть его плана, другие инициированные — маленькие винтики, исполняющие злодейские задумки? Вдруг Совет сам приблизил гибель своей земли? Вдруг Морсусу надобыло, чтобы Жилу изучили, собирали данные о ней, обнаружили, какой вред она приносит магии? Тогда новый вопрос, вытекающий из предыдущего — зачем ему это? Чтобы выкрасть сведенные к одному данные о Жиле? И как их потом использовать? Узнать, где слабые и сильные стороны этого волшебного топлива и направить его силу на уничтожение территорий? Чтобы реально и на деле доказать, что предок был прав? Показать всем магам: вы увидели Жилу, которую я вам обнаружил, изучили ее, потому что я так захотел, и тем самым вы познали ее мощь и энергию, убедившись, что она может быть злом, потому что я направлю это зло на вас, и после вам ничего не останется, как только признать, что вам сотни лет врали о безопасности миропорядка. Остается признать, что вы, маги, заточены в систему ценностей, навязанной вам высшими Советами, выбранными управленцами, которые глухи к черным страницам истории Континента и вынуждены через силу быть оптимистами, закрывая глаза на тьму, будто ее нет и никогда не было. И обладая данными о Жиле, которые можно выкрасть, имея на руках карту ее подземных распределений, Морсус может творить ужасные дела: вскрывать источники Жилы и устраивать глобальные катаклизмы с многочисленными жертвами. А всё ради чего? Чтобы все многомиллионные невинные, приговоренные им к смерти, единогласно сказали, что его, Морсуса, предок был прав? Темному магу нужно лишь восстановить семейную справедливость, которая тянется шлейфом сквозь века, о которой он мечтал с младых лет? Да он сумасшедший!!!
Почему я об этом подумал? Главное — зачем? Почему я пришел к этим выводам? Всё, что я придумал, может быть правдой? Надо ли поделиться моими рассуждениями с Милианом? А не прослыву ли я сам сумасшедшим? Ой, аж голова вспухла и сердце застучало!
Я поздно сообразил, что всё то время, как завис в своих размышлениях, утянувших далеко за МКАД, меня, оказывается, звала Венди: я слишком правдоподобно, с мастерством столетнего дуба застыл посреди гостиной, таращась в никуда, что девочке стало за меня неспокойно и в конце концов она подошла ко мне и тронула за руку. Я всколыхнулся, будто током ударенный, и перевел на Венди еще очумелый взор.
— С вами всё хорошо? — неуверенно спросила девочка.
