Я надулся. Ясное дело, ему не в радость обниматься со мной часами и разучивать разномастные па, но помочь мне больше было некому. Если бы кто-то увидел, что принц, с детства, присутствующий на балах, вдруг разучился танцевать, это немедленно бы вызвало подозрения.
Я сложил руки на груди и вперился в него взглядом.
- Вставай.
В ответ Рей фыркнул, всем своим видом показывая, что слушаться не намерен.
- Вставай, - повторил я еще тверже, мне самому хотелось бросить это неблагодарное занятие к чертям собачим, но я также понимал, что бал не за горами, и дорог каждый час.
Гердер закатил глаза к потолку, а потом и вовсе завалился на кровать навзничь, раскинув руки в стороны.
- Я уже снова хочу тебя убить, - простонал он.
Шутит он, значит. А вот мне было не до шуток. Я чувствовал себя хромой лошадью, которой вот-вот придется участвовать в скачках.
- Можешь попробовать, - совершенно серьезно ответил я, - на этот раз обещаю не сопротивляться.
Рейнел застонал, но все же снова принял вертикальное положение, поморщился.
- Тоже мне, мученик, - пробурчал он.
Я покачал головой:
- Да нет, я не горю желанием становиться мучеником, но лучше уж сразу убивай, чем брось сейчас.
Рей смерил меня долгим пронзительным взглядом, будто пытаясь определить, не шучу ли я. Я не шутил.
Гердер коротко выругался и встал.
- Кто ж тебя бросит, дурак, - раздраженно и, как мне показалось, даже обиженно пробормотал он, подавая мне руку. - Давай, высочество, представь, что я твоя очаровательная супруга.
Я выдохнул с облегчением, и все началось по новой.
Что бы я там ни говорил, я прекрасно понимал Рея в его желании прибить меня или хотя бы приложить чем-нибудь тяжелым, потому что я нервничал и нервировал его. Не знаю, как так вышло, что мы оба забыли, что до моего совершеннолетия осталось всего несколько дней, но это было крайне безответственно, и времени оставалось в обрез.
Приезд так называемой супруги тоже не способствовал спокойствию. Холод вперемешку с презрением в ее взгляде надолго выбил меня из колеи, как бы мне ни не хотелось в этом признаваться даже самому себе.
Как только Эридан умудрился настроить против себя всех окружающих? Я не питал иллюзий по поводу Эйниры и отношений с ней. Да, жена принца оказалась настоящей красавицей, но я, отнюдь, не претендовал на ее прелести и не собирался пользоваться положением, в то же время то, что меня ненавидят вместо Эридана было неприятно.
Я хотел поговорить с Эйнирой еще в день ее приезда и сразу расставить все точки над "i", постараться убедить, что бояться меня не стоит и никакой монастырь ей не грозит. Но мои планы провалились - к ужину принцесса не вышла, сославшись на головную боль. Только Фло передала "нижайшие извинения" от своей госпожи. От одного этого словосочетания меня замутило, но я заверил компаньонку ее высочества, что она в своем праве отдыхать после долгой дороги и ее никто не побеспокоит.
А на следующий день начали прибывать наместники, естественно, все в разное время, и каждого нужно было встретить и обласкать своим вниманием. Так что время катастрофически утекало сквозь пальцы, и заниматься танцами мы с Реем начали уже под вечер. А до бала оставалось меньше суток, и нам предстояло сделать невозможное - научить меня танцевать, что Эридан, со всеми его недостатками, по словам самого же Рейнела, умел делать превосходно.
Отбросив от себя все посторонние мысли, я сцепил зубы и продолжил урок.
***
А на следующее утро состоялся завтрак с господами министрами, а также всеми восемью прибывшими наместниками, на который, ясное дело, не прийти я не мог.
В последнее время я по возможности избегал общих официальных трапез, либо ел в одиночестве, либо звал Рейнела, а иногда не звал, но он заявлялся сам. Уговорить его присутствовать на советах или приемах пищи с министрами у меня не получалось до сих пор, Рей отказал наотрез.
- Я не собираюсь отказываться от своего прикрытия ради поддержки твоих штанов, - сказал он мне однажды, и я не мог не согласиться.
Как моего тренера министры еще терпели Гердера, а вот открыто излишне приближать его к делам государства сулило проблемы. Потерять влияние для министров было самым страшным, и пугать их раньше времени определенно не стоило.
Несмотря на важность гостей, я решил не наряжаться с самого утра, и оделся в ставший уже повседневный для меня костюм: рубашку с длинными рукавами и брюки. В первые месяцы пребывания в Карадене мне стоило неимоверных усилий объяснить придворной швее, что мне не нравятся штаны-лосины и сшить мне что-то более менее приличное и удобное на мой вкус. Рубашки я чаще всего носил белые. Раньше я никогда не любил белую одежду, но, наверное, это больше было связанно с обязанностью самому ее стирать, здесь же каждое утро меня ждала свежая уже выстиранная, отбеленная и выглаженная замена.
В обеденном зале было шумно, еще бы, обычно тут никогда не собиралось столько народа: министры, их семьи в полном составе, да еще и наместники. Министры вообще не часто приводили за стол своих домочадцев, предпочитая и во время еды вести разговоры о государственных делах.
С моим появлением голоса смолкли, и я прошествовал к своему месту с тщательно приклеенной к лицу доброжелательной улыбкой. Такие же фальшивые улыбки также обретались на лицах министров. А вот насчет наместников я пока не определился, большинство из них выглядели вполне искренне, когда склоняли головы в знак почтения и уважения.
Не успел я занять свое место, как двери снова распахнулись, и слуга доложил:
- Ее высочество принцесса Эйнира.
Помимо воли я вздрогнул. Почему-то я не ожидал, что она появится. И остался стоять в ожидании, пока принцесса подойдет к столу, чтобы помочь ей сесть по всем правилам этикета.
Сегодня Эйнира надела голубое платье, но не менее скромное, чем то, в котором прибыла во дворец. В отличие от остальных дам, на ней не было никаких украшений, кроме тонкой золотой цепочки на шее и маленьких сережек-гвоздиков в ушах, а косметика на лице, если и обреталась, то выглядела так естественно, что была абсолютна незаметна. И я поймал себя на мысли, что ее внешний вид для меня как глоток свежего воздуха. Пусть она ненавидит меня, но мне определенно приятнее смотреть на нее, чем на этих расфуфыренных особ, сверлящих ее сейчас презрительными взглядами.
- Вырядилась как служанка, - донесся до меня шепот, тихий, ровно настолько, чтобы эти слова не прозвучали прямым оскорблением, но в то же время достаточно громкий, чтобы его услышали.
Я отыскал взглядом говорившую. Ну, конечно же, я даже не удивился, старшая дочь министра Сакернавена, такая же надменная и важная, как и ее папочка. Если смыть с нее тонны пудры и румян, она, наверное, вообще оказалась бы очень на него похожа.
