– Ну вот, тогда ты поймешь, почему мне стало не по себе. Откуда у городской ребятни такие пустые, голодные глаза, хотел бы я знать?! Вообще-то могу понять родителей, которые их не ищут. Чем с такими детишками под одной крышей жить, лучше уж пару-тройку призраков завести, вроде твоего… Словом, плюнул я на все и ушел. Думал, ну их к Темным Магистрам, в конце концов, меня не касается, но уже который день из головы не идут эти детишки.
– Значит, Собачий мост? – спросил я. – По крайней мере, понятно, почему в городе об этом ничего не знают, им же с начала Эпохи Кодекса никто не пользуется, благо тогда Бирюзовый совсем рядом построили, широкий и с фонарями… Спасибо тебе, Коба. Съезжу туда, погляжу.
– Особого смысла не вижу. Их там уже на следующий день не было, – пожал плечами Коба. – Больше ни я, ни мои люди их там не встречали. И хвала Магистрам.
– Вообще-то сразу мог бы мне зов прислать, – вздохнул я. – Сколько дней назад ты их видел?
Коба нахмурился, производя в уме подсчеты.
– Восемь, – наконец сказал он. – Но мои люди приметили их двумя днями раньше. Я, знаешь, как-то не подумал сперва, что тебе будет интересно. Ты же у нас теперь важная персона, и дела у тебя важные.
И он туда же. Нынче мои знакомые как сговорились, твердят одно и то же. Приятно, конечно, когда к тебе относятся с таким почтением и не решаются приставать с пустяками, но хотел бы я знать, с какой стати они все решили, будто сами могут безошибочно отличить важные дела от неважных? Куда как проще было бы положиться в этом вопросе на меня.
– Ладно. – Вздохнул я. – Сделанного не исправишь, хорошо хоть сейчас рассказал. Спасибо, Коба. Попробую с этим разобраться.
– Если будет нужна моя помощь, ты дай знать, – сказал он, поднимаясь. – Ну, мало ли.
– Погоди, – попросил я. – Сперва скажи мне вот что. У вас там в те дни никто, часом, не умер?
Коба совсем не удивился вопросу. Однако его ответ обманул мои ожидания.
– Нет, из моих людей никто не умер. Скорее уж наоборот.
– Воскрес, что ли? – ухмыльнулся я.
– Что-то в таком роде. Но это тебе вряд ли интересно.
– Все равно расскажи. Как-нибудь не помру от скуки.
– Не помрешь, потому что не успеешь. История уж больно короткая. Всего-то и дел, что наша пьянчужка Митти Дол вдруг ни с того ни с сего взялась за ум, несколько дней к выпивке не прикасалась, сказала – все, хватит, свое горе я уже залила. Дальше – больше. Вымыла голову, выклянчила у кого-то приличную одежду и пошла с родней мириться. То есть не мириться даже, а просто показаться, что жива-здорова, – те, как я понимаю, уже давно ее искать перестали. В общем, ушла и не вернулась. Я людей посылал разнюхать, что и как, все-таки Митти нам не чужая, плакать по ней я, конечно, не стал бы, а вот порадоваться всегда готов. И что ты думаешь, меня таки обрадовали, сказали, расцвела – не узнать, живет пока у сестры, потому что ее дом родственники сдали жильцам, чтобы не пустовал… Тебе уже скучно, вижу. Но я с самого начала предупредил, история не по твоей части.
– Не по моей, – согласился я. – Митти Дол, значит. Не припоминаю, чтобы такую искали, надо же.
– Правильно, не припоминаешь. Потому что дело было почти дюжину лет назад. И звали ее в ту пору Арая Крамм. Мало ли как она мне представилась, Митти так Митти, дело хозяйское, но я был бы не я, если бы не вызнал.
– А.Тогда помню, конечно. Печальная история.
– История как история. Очередная моряцкая вдова, таких много.
– Если бы только вдова. У нее муж был помощником капитана на “Красной рыбе”, взял с собой обоих сыновей проветриться на каникулах, до Капутты и обратно. Корабль попал в шторм, все защитные талисманы оказались обыкновенными побрякушками, судовладелец, знаешь ли, решил сэкономить, так что и щепки на память от “Красной рыбы” не осталось. Леди Арая где-то около года не верила, ждала, надеялась на что-то, хотя какая уж тут надежда, если люди на Безмолвную речь так долго не отвечают. В конце концов она и сама это поняла. А в один прекрасный день вышла из дома и не вернулась. Родственники пытались с ней связаться, ничего не получилось – вроде чувствуется, что жива, но не отвечает, хотя защитных барьеров в жизни не умела воздвигать, даже не знала, что это такое. Теперь-то я понимаю, что имя ее защитному барьеру – джубатыкская пьянь, вот тебе и вся магия… Ее сестры, конечно, кинулись в полицию, но те особо не искали. Считается, что взрослый человек имеет полное право исчезнуть, если ему так хочется… А пропажа, значит, все эти годы на тебя работала.
—“Работала” – громко сказано, – проворчал Коба. – Толку от нее было чуть. За обучение заплатила вперед, когда пришла, и на том спасибо. А то, пожалуй, до сих пор была бы должна. Ты не представляешь, Кофа, как я рад, что она вернулась домой. Я таких бестолковых попрошаек давно не видел.
– А в городе ходят слухи, что от тебя живым не выбраться, – ухмыльнулся я. – Дескать, если уж связался с Кобой – это на всю жизнь.
– Сам знаешь, какова цена этим слухам. – Он пожал плечами. – Пусть себе болтают. Как по мне, лишь бы плату за обучение отдавали, а потом пусть катятся на все четыре стороны, замена всегда найдется; да я, в случае чего, и в одиночку неплохо прокормлюсь. Только мало кому из моих бедолаг такое по плечу – взять да и начать новую жизнь. От Митти я, знаешь, тоже не ожидал, хотя ей, в отличие от большинства, было куда возвращаться. Но мне всегда казалось, она пришла ко мне только потому, что с крыши головой вниз прыгнуть не решилась, вот и выбрала для себя медленную, нестрашную, в каком-то смысле даже приятную смерть – на свежем воздухе, в хорошей компании, по пьяному делу помрешь и не заметишь. И вдруг передумала. Молодец, что тут скажешь… Ладно, пойду я. А то мало того что тебя от дел отрываю, так еще и сам время теряю зря. В начале вечера, знаешь, обычно очень неплохо подают. Как минимум, на одну корону я с тобой уже посидел.
Я понял намек, нашарил в кармане монету, протянул ему.
– Экий ты все-таки ненасытный, Коба.
– Это не я ненасытный, а работа моя такая, – строго сказал нищий. – Один раз проявишь небрежность, не воспользуешься моментом, не возьмешь свое – и все, удача отвернулась, бегай потом за ней.
Он взял мою корону, внимательно оглядел, проверил, не фальшивая ли, наконец спрятал в карман, поклонился с самым что ни на есть серьезным видом, промолвил степенно: “Спасибо тебе, добрый человек” – и был таков.
А я закутался поплотнее в лоохи и принялся снова набивать трубку. Мне требовалось побыть одному и как следует подумать. В прежние времена я бы отправился домой и заперся в библиотеке, а теперь по всему выходило, что уединиться мне больше негде – кроме как под мостом.
