Но братья не знали об этих мыслях.
И пальцы Светоча все так же скользили вдоль моего позвоночника, а волшебный голос клялся сделать меня самой счастливой, подарить все золото мира, обещая, что всё образуется, но, так и не решаясь сказать, что возврата к прошлому нет, и не будет.
— Пройдет несколько лет, и ты сможешь навестить барона и баронессу, — шептал он, зарываясь лицом в мои рассыпавшиеся по плечам волосы, пахнущие уже не розовой водой, но диковатой, горькой сыростью древнего леса. — Элоиза будет рада увидеть тебя, вы сможете навещать друг друга, писать письма, а мы…
— Светоч, прекрати. — Неожиданно для себя попросила я, прижимаясь своей мокрой от слез щекой к его гладкой теплой, несмотря на ночную прохладу щеке. — Даже Зак нашел силы сказать, что я никогда не вернусь. Не лги мне, хорошо?.. И поверь, так будет лучше — я не смогла бы там остаться…. Пока не появились вы, я была словно слепой котенок в паутине снов. Вы открыли мои глаза, заставили увидеть то, что я не пожелала бы узнать никогда, впрочем, этого не желали и вы…. Но я узнала, уж прости меня за эту самостоятельность. И я знаю, что как ни больно это признавать, но лучше для всех, если я постараюсь забыть последние два года, как забыла всю свою предыдущую жизнь… — Шептала я, и волосах моих играл теплый ветер, а по щекам текли слезы — последние слезы, позволенные мне, а в ушах звенели голоса тех, кого я оставила… чтобы никогда не увидеть.
Светоч молчал, пораженный моим признанием, прижимая меня к себе до боли в ребрах — будто боялся, что я вырвусь из его объятий, убегу прочь, чтобы никогда уже не видеть этого печального лица.
А я смотрела в небо — черно-фиолетовое, печальное небо, перемигивающееся белыми пятнами звезд, расплывающихся из-за застилающих глаза слез. Видела я и легкие кружева туч, и половинку луны, идущей на убыль, в обрамлении качающихся над нами дубовых листьев, кажущихся рыжими, по-осеннему яркими, в рыжих всполохах костра, бросающего ломкие тени на окружающие поляну стволы.
— Прости… ты не должна была знать, — наконец хрипло прошептал беловолосый. И спросил, чуть отстранившись, чтобы заглянуть мне в глаза: — Ты ненавидишь нас?..
Чуткие, разом озябшие пальцы вытирали мои слезы, а я лишь молча смотрела в голубые — голубые, будто вешнее небо глаза, впервые заметив усталые морщинки вокруг их уголков — следы возраста. Осторожно провела по ним пальцем, и наконец дала ответ, о котором ни разу не пожалела в последствии:
— Нет, не ненавижу.
Туманным утром четвертого дня нашего путешествия мы въехали в деревню, значащуюся на карте братьев, как «Луговодье». На мой вопрос о причине подобного названия братья лишь пожали плечами. Я же во все глаза смотрела на первую в моей жизни деревню.
Надо признать, окидывая взглядом, словно влажные бревна и темные срубы я испытала некоторое разочарование. Для меня деревня была чем-то далеким, а потому, как сказал ухмыляющийся Зак — идеализированным. Слабо представляющая, о чем говорит веселящийся граф я, лишь покивала головой, соглашаясь, что ожидания мои и в самом деле, не совпадали с реальностью.
Видимо, именно этим был объяснен тот факт, что услышав предложение встревоженных братьев, я послушно согласилась подождать их в ближайшем перелеске, пушистой границей окружившей зеленый лужок, сплошь усыпанный крохотными ярко-желтыми цветами.
В сопровождающие мне достались уже знакомый мне рыжий Вестник, привычно подхвативший край моего потрепанного и пропыленного платья, удерживая, таким образом, рядом с собой, и белогривый, похожий на фигурку из сахара Светозар. Очень медленно и аккуратно вышагивая рядом, он безумно напоминал мне собственного хозяина скрывшегося за воротами деревни.
Некоторое время я осматривала луг, простирающийся вплоть до самой сверкающей на солнце реки.
А зрелище и в самом деле было дивным.
Всюду насколько хватало глаз, зеленела нежная, ярко зеленая трава, оттененная золотом десятков лютиков, кажущихся продолжением яркого, ослепительно-желтого солнца, сияющего среди голубизны чистого небосклона.
И уставшая, измученная непривычно длинной дорогой я, не могла, тем не менее, удержать восхищенного вздоха. Некоторое время я ходила по мягкой траве, осторожно прикасаясь то к неожиданно колючим листьям незнакомых растений, то — к нежным лепесткам цветов.
Закрыла глаза, подставляя лицо нежным, еще не напитавшимся жаром солнечным лучам, вдыхая непривычный, ароматный, пахнущий водой и, наверное, луговыми цветами воздух, с жадностью впитывая незнакомые прежде запахи.
Родители не считали возможным, позволять мне покидать стены отчего дома.
Я знала, что вокруг замка рассоложено множество деревень, но не была и в самой крохотной и неприметной. Я читала о заливных лугах, каким-то чудом затаившихся по берегам бурливой реки, пересекающей баронство насквозь. Слышала о цветах, что растут сами, не подвластные воле садовников, но… ничего этого не видела, словно принцесса из сказки, заточенная в собственном безразличии. Но появились братья, и мир стал другим — заиграл, засветился новыми красками, и теперь я с жадностью впитывала то, чего не замечала раньше…
Внезапно, в мои мысли ворвался новый непонятный звук, разом разбивший волшебные мгновения.
Вздрогнув, я открыла глаза, да так и застыла, пораженно глядя вперед.
Ко мне, едва слышно ступая среди зеленых трав, двигалось самое странное существо, которое только могла вообразить. Было оно невысоко — чуть больше самца благородного оленя, однако обладало белой, словно светящейся изнутри шкурой, длинными, стройными ногами, заканчивающимися скорее лошадиными, лохматыми бабками, почти полностью скрывающими раздвоенные, будто у коровы копытца. У животного был длинный, заканчивающийся пучком волос, будто коровий хвост и длинная гибкая, почти лебединая шея, заканчивающаяся узкой, совершенно лошадиной головой, посреди покатого лба, которой сверкал, переливаясь жемчугом длинный витой рог.
Животное шло среди бесконечно зеленых трав, но не примяло и листка и сияние, исходящее от его шерсти изменяло все вокруг и казалось, что сам солнечный свет меркнет пред ним. Оно приближалось, но я не чувствовала испуга, а в какой-то миг и вовсе пошла навстречу, протягивая руки к существу, вырвавшемуся из древних сказок.
И то совсем не боялось, продолжая идти вперед, остановившись в паре шагов от меня, так близко, что я могла разглядеть каждую шерстинку на его морде, и ощутить манящий жар его тела, твердого, будто скала и горячего, словно раскаленная печка у которой так любила сидеть в замковой кухне Элоиза…
