— Вижу, — тихо произнесла она. — Ты тоже испугался. Хорошо. Наполовину ошибка, наполовину испытание для мальчиков. С этим я могу жить.
— Не уверен, что я могу, — через секунду сказал он. — Если бы что-нибудь случилось…
— Поэтому я его и убила. Я знаю, ты бы так не поступил. Знаю, что это было не слишком благородно, но человек, который мог сделать то, что сделал он… Он бы не остановился, Родриго. Он бы вернулся снова. Лучше, чтобы я убила его, чем тебе пришлось бы его убить, но уже после того, как он что-нибудь сотворил с нами.
Капитан кивнул головой. Это было нелегко, оставаясь связанным. Она не собиралась его освобождать.
— Мне жаль, что тебе пришлось убить человека.
Миранда пожала плечами.
— Учитывая, кто он такой, это было легче, чем я представляла себе. Мальчикам тоже пришлось убивать людей.
— В том мире, в котором им предстоит жить, когда они вырастут, это должно было случиться.
— Я бы предпочла, чтобы это произошло не так рано, Родриго.
Он ничего не ответил. Она немного отодвинулась, глядя на него, но все еще не делала никаких попыток развязать его путы.
— Король назвал тебя хрупкой женщиной.
Она улыбнулась в ответ.
— Ты не стал его разубеждать?
— Попытался. Я попросил их помолиться за меня, потому что мне придется заехать домой и рассказать тебе, что произошло.
— Мы слышали. Ты прислал гонца, наверное, для того, чтобы у меня было время остыть.
Он скривил губы.
— Кажется, это не сработало. Развяжи меня, Миранда. У меня все затекло, а из ног идет кровь.
Она не шевельнулась.
— Двухлетняя ссылка? Могло быть и хуже, полагаю. Куда ты отправишься?
— Разве так обсуждают подобные вопросы?
— Сойдет и так. Куда ты поедешь, Родриго?
Он вздохнул.
— Точно не в Халонью, и в Руанде мне пока не найти радушного приема. Я мог бы увести свой отряд с полуострова в Фериерес или Батиару, но не стану этого делать. Здесь могут начаться события, и я не хочу уезжать слишком далеко. Значит, на юг. Снова в Аль-Рассан.
— Куда? — Она сосредоточилась. Ему показалось, что у него под копчиком лежит камень.
— Думаю, в Рагозу. Королю Бадиру мы пригодимся. Он зажат в тисках между Картадой, Халоньей и бандитами, совершающими набеги с юга. Там можно заработать.
— Не в Рагозу ли отправилась эта женщина, твой лекарь?
Он заморгал.
— Умница. Она не мой лекарь, но — да, именно туда она и отправилась. Я все еще хочу попытаться заполучить ее лекарем в отряд.
— Не сомневаюсь. Она очень хорошенькая, так ты говорил?
— Я ничего похожего не говорил. Разве я полный идиот?
— Да. Так это правда?
— Что?
— Она красивая?
Родриго еще раз осторожно вздохнул, ему приходилось нелегко.
— Миранда, я женат на самой красивой женщине из всех мне известных. И не могу беспристрастно судить об этих качествах у остальных. Она достаточно привлекательна. Синие глаза, это редкость у киндатов.
— Понятно. Ты их заметил?
— Миранда…
— Ты заметил. — Выражение ее лица было обманчиво мягким. Он научился не доверять этому выражению. Камень под его спиной, как это ни невероятно, казалось, увеличился в размерах.
— Меня учили замечать все, Миранда. В мужчинах и в женщинах. Если бы я был лучше обучен пятнадцать лет назад, я бы заметил, что ты — жестокая и безжалостная женщина.
— Возможно, — миролюбиво согласилась она. — Теперь уже поздно. Скажи, что я всегда говорю, когда ты уезжаешь из дома?
— О, Джад! Не начинай все сначала. Я знаю, что ты всегда…
— Скажи это. Иначе я опять найду стрелу. Я дала себе слово застрелить тебя из лука в тот день, когда убила Гарсию де Рада. Два булавочных укола не в счет.
— Нет, в счет, — возразил он. — И это не булавочные уколы. — Он замолчал, увидев выражение ее лица, потом тихо произнес: — Я знаю, что ты мне говоришь. Что, если я пересплю с другой женщиной, ты либо переспишь с другим мужчиной, либо убьешь меня.
Она улыбалась, словно поощряя ребенка, который хвалится своей памятью.
— Хорошо. И так как я не хочу спать с другим мужчиной…
Родриго вздохнул.
— Ты меня убьешь, Миранда, я знаю. Позволь мне встать, пожалуйста.
Казалось, она обдумывает его просьбу, что было уже шагом вперед.
— Нет, — в конце концов ответила она. — Пока нет. Ты мне нравишься в таком положении.
— Что это значит? — спросил он, встревожившись.
Она подползла на коленях со своего места поближе к нему. Окинула его сверху оценивающим взглядом, потом хладнокровно разорвала на нем рубашку. Он широко раскрыл глаза. Ее руки занялись застежками и завязками его штанов. Ему стало трудно дышать.
— Миранда, — сказал он, — у меня под спиной лежит камень.
— Этого мы не можем допустить, правда? — прошептала она с преувеличенным сочувствием. Но все же просунула руку под него и достала смехотворно маленький камешек.
— Развяжи меня, любовь моя. Нам будет лучше, если я буду свободен.
— Ничего подобного, — ответила его радость, его мука, его жена, с ярким блеском в глазах. — Нам будет очень хорошо и так.
Она покончила с его одеждой и начала снимать свою.
— Видишь, что я имею в виду? — сказала она, с улыбкой глядя сверху на его восставшую плоть. Произнося эти слова, она стянула через голову свою черную тунику. Под ней ничего не было. Ее маленькие груди при свете факела выглядели гладкими и тугими.
— Видишь? — снова спросила она. Конечно, он видел.
В конце концов он закрыл глаза, но прежде прошло некоторое время, в течение которого она совершила множество движений, приведя его в такое состояние, когда он уже не мог следить за течением времени и вообще уже ни за чем.
К тому времени факел уже догорел, это он запомнил. Смотреть было невозможно. Только чувствовать. Губы и пальцы. Зубы, в самых неожиданных местах. Тесное, совершенное убежище ее тела, после столь долгого перерыва.
— Отпустить тебя? — выдохнула она ему в самое ухо.
— Ни за что, — ответил Родриго, не открывая глаз.
Еще позже заходящая белая луна послала косой луч сквозь широкую щель в досках стены, и он осветил их. Он лежал под Мирандой, ее голова покоилась на его груди, темные волосы рассыпались, окутав их обоих. Он ощущал ее мерное дыхание, впитывал ощущение ее кожи и ее запах, опьяняющий, как неразбавленное вино.
— Ладно, — пробормотала она, словно продолжая диалог. — Наверное, нам нужен хороший лекарь.
— Мне уж точно, — с чувством сказал он.
Это заставило ее рассмеяться. Но в какой-то момент, хотя трудно было заметить перемену, смех перешел в слезы. Он чувствовал, как хлынули они ему на грудь.
— Два года — большой срок, — сказала Миранда. — Родриго, я была к тебе несправедлива?
