Хотелось продолжать битву. Хотелось заставить ИХ заплатить за его раненную ногу. Кого ИХ? Неважно. Неважно, кто подстрелил его; пусть все население крепости делит одну вину.
Вон тот солдат, бросивший мушкет, — он думает, безоружность спасет его? Думает, те, кто только что рисковал жизнью, остановятся перед убийством труса? Когда кровавый туман застилает глаза, не до чести. Тому, кто жаждет крови, нужна лишь кровь.
Или вот та миленькая девчушка лет шестнадцати — что она забыла у линии фронта? Думала, война никогда не наступит? Или считала, что камень и сталь защитят ее дом, ее семью и ее честь? Как много мужчин побывают в ней, прежде чем у нее закончатся силы проклинать тот день, когда она решила остаться в крепости, ставшей первой жертвой войны?
Пожалуй, Килиан может стать у нее первым. Имеет полное право: и как командир, и как высоко проявивший себя в битве воин, и как один из тех, кто нашел ее. Ученый окинул трофей похотливым, раздевающим взглядом. Опрокинуть ее на землю. Разорвать простое бежевое платье, открывая взглядам и прикосновениям юные груди. Задрать ей подол и жестко, грубо лишить ее девственности. Пусть расплачивается за всех. Пусть расплачивается за его раненную ногу. За Ильмадику, отвернувшуюся от него. За Лану, дразнившую и искушавшую его своей красотой и подчиненностью его власти…
— Обрабатывать раны умеешь? — спросил чародей вместо этого.
Одуревшим от крови воинам не до морали, но та, кто помогает раненым, на особом положении.
— Я занималась этим в крепости… господин, — тоненьким, напуганным голоском пролепетала девушка.
— Тогда вербую тебя в медкорпус, — сказал Килиан, — Пока работаешь на совесть, тебя никто не тронет. Но учти, попробуешь саботировать, и я позволю ВСЕМ своим солдатам сделать с тобой все, что они захотят. Поняла?
— Да, господин, — закивала девушка.
— Тогда работай.
Солдаты роптали, но вполголоса: адепта все-таки слишком боялись, чтобы возражать ему напрямую.
Пленница же начала с того, с чего и должна была: с раненной ноги своего пленителя. И несомненно, вид того, что под бриджами он находился в полной боевой готовности, наглядно свидетельствовал о реальности его угроз. Так что работать спустя рукава девчушке и в голову не пришло.
Если честно, для качественной медицинской помощи у нее слишком тряслись руки. Пулю она с грехом пополам извлекла, но зашивание раны превратилось в сущую пытку. Тем не менее, Килиан терпел, сжимая зубы. Он дал ей шанс спастись, воспользуется ли она им — к ней вопрос. Он уже решил, что если она упустит свой шанс, дальше спасителя девиц он из себя корчить не будет. Тем не менее, в конечном счете, добавив к ее усилиям заговор на кровь и обеззараживающий бальзам, он счел результат… приемлемым.
— Молодец, — сдержанно похвалил адепт, — Следуй пока за мной.
К тому моменту боевые действия затухли окончательно. Защитники крепости частично погибли, частично сдались в плен. Оставались еще комендант и его семья, укрывшиеся в донжоне; но очевидно было, что их сдача — всего лишь вопрос времени.
Самое время было подумать о следующем этапе. Очевидно, что как только вести о нападении на Неатир достигнут иллирийского Герцога, тот придет в ярость. Очень скоро здесь будут тысячи воинов. И со своими двумя полками Килиану предстоит обороняться «столько, сколько понадобится». Следовало подготовиться.
Первым делом он завербовал всех пленных солдат в свои ряды. Одни согласились служить завоевателям ради спасения себя или своей семьи, других пришлось подтолкнуть к этому с помощью магии. Таким образом, на оборону у него было аж на две сотни солдат больше, чем на штурм, — впрочем, вооружением они серьезно уступали идаволльцам.
Кроме того, необходимо было в кратчайшие сроки восстановить поврежденные орудия. Хорошо, что он отказался от плана использовать сами пушки как метательные снаряды: после такого вряд ли их удалось бы быстро привести в боевую готовность.
А еще нужно было позаботиться о том, чтобы семью коменданта захватили живыми и здоровыми, а также обращались с ними более-менее достойно. Все-таки это хоть мелкие, но дворяне. А значит, их можно было использовать для ведения переговоров.
Сам комендант был к диалогу не расположен. Иллириец был отважным воином, и упрямо не сдавался, пока не получил несколько серьезных ранений. К счастью, его дети, — мальчик десяти лет и девочка девяти, — в бой не рвались. Жена, статная светловолосая женщина лет тридцати, тоже не была воительницей, хотя ледяной взгляд серых глаз вполне сошел бы за клинок, который она готова воткнуть в того, кто пересечет порог донжона.
— Барон Реммен.
Килиан никогда бы не подумал, что слово «барон» можно произнести так, чтобы оно звучало как оскорбление.
— …я догадывалась, что за этой резней стоите вы.
Чародей, — уже в человеческом облике и с открытым забралом, — приподнял бровь.
— Леди Д’Тир. Не припомню, чтобы мы с вами были знакомы.
Женщина презрительно скривилась:
— Не думайте, что до нас не доходит вестей о том, что вы творите на своей территории. Черный колдун, использующий силы Владык, чтобы подчинять людей своей воле. Скажете, что это не так?
Это было так, хотя, мягко говоря, отличалось от официальной версии. В особенности интересовало его, как в Иллирию просочились сведения о его экспериментах с человеческим мозгом.
Но расспрашивать об этом было не время и не место.
— Как видите, я не черный, — заметил ученый, — Я иллириец, как и вы.
Она в ответ закатила глаза:
— Избавьте меня от этого. У разбойника нет национальности. Знайте, что Иллирия никогда не признает за вами власти, дарованной вам Владыками, и никогда не примет вас обратно после всего, что вы сделали.
Килиан медленно кивнул:
— Хорошо, что я ни на что из этого не претендую.
Женщина красноречиво промолчала, и почему-то ученый почувствовал, что в этом разговоре именно он — проигравший.
— Следуйте за мной, — сказал он, — Я отведу вас в ваши покои.
— Вы хотели сказать — в нашу темницу? — осведомилась она.
Впрочем, дворянка сочла ниже своего достоинства сопротивляться, протестовать и вынуждать тащить себя силой.
— В вашу башню, если желаете придираться к словам, — поправил чародей, — Я блюду законы войны. Вашему мужу будет оказана необходимая медицинская помощь. С вами и вашими детьми будут обращаться, как с почетными пленниками; я лично позабочусь об этом. После же того, как Иллирия выплатит требуемый выкуп, вы будете отпущены на свободу и сможете забыть меня как страшный сон.
Он подумал, что последняя формулировка вышла кривоватой. К тому же для предубежденного человека она слишком отдавала дешевыми угрозами в духе «я твой самый страшный кошмар».
И не диво, что леди Д’Тир отнюдь не выглядела успокоенной.
— А если Иллирия предпочтет отбить нас силой? — осведомилась она.
Килиан пожал плечами со всем демонстративным безразличием, на какое был способен:
— Тогда вы умрете.
— Госпожа…
Открывшая дверь Кэтрин бухнулась на оба колена; Лана же, увидев, кто появился на пороге, подавила малодушное желание сбежать.
Прекрасная, величественная, одетая в роскошное шитое золотом платье, Ильмадика наверняка вызывала у большинства людей лишь безмолвное восхищение. Она пришла одна, но и мысли не могло возникнуть, что у кого-то поднимется рука причинить ей вред.
Лана, знавшая чуть больше о том, что на самом деле творит Владычица, реагировала совсем иначе. Буквально все, что должно было восхищать, вместо этого отвращало. Казалось, в ее дом вошло чудовище в человеческом обличье.
Уже на этом моменте девушке пришлось напомнить себе, что это не ее дом, а дом Килиана. Она же, как считали все вокруг, кроме проницательной Кэт, всего лишь рабыня. Оставалось надеяться, что на рабыню и внимания особого не обратят.
Надежда не оправдалась.
— Оставь нас.
Ильмадика, не спрашивая разрешения, прошла в дом и коротко, не поворачивая головы, отослала служанку. А вот Лане она жестом приказала остаться.
