— Никакая я не Владычица Озера, — огрызнулась она. — Я тут — пленница. А вы — тюремщики! И нечего суп-ритатуй именовать консоме-де-валяем.[27] Надо называть вещи своими именами. А ну-ка! — бросила она одной из эльфок. — Лошадь протереть. Когда остынет, напоить. И вообще — позаботиться!
Светловолосый эльф едва заметно улыбнулся.
— Действительно, — сказал он, глядя, как эльфки, не вымолвив ни слова, отводят лошадь в конюшню. — Ты тут — всеми обижаемая, бесправная узница, а они — строгие тюремщики. Невооруженным глазом видно.
— За что купил, за то и продал. — Она подбоченилась, задрала нос, смело глянула ему в глаза, бледно-голубые, как аквамарины, и не очень строгие. — Обращаюсь с ними, как и они со мной. А тюрьма есть тюрьма!
— Ты удивляешь меня, Loc’hlaith.
— А ты меня, видать, за дурочку держишь! И даже не представился.
— Извини. Я — Crevan Espane aep Caomhan Macha. Я, если ты знаешь, что это значит, — Aen Saevherne.
— Знаю. — Она не смогла полностью скрыть удивления. — Знающий. Ведун… Эльфий чародей.
— Можно сказать и так. Для удобства я пользуюсь более коротким, но равнозначным именем: Avallac’h. Так ты и можешь ко мне обращаться.
— Кто тебе сказал, — нахмурилась она, — что мне вообще захочется к тебе обращаться? Ведун ты или нет, все едино — надзиратель, а я…
— Узница, — саркастически закончил он. — Это я уже слышал. К тому же узница, с которой скверно обращаются. Разгуливать по округе тебя, видимо, принуждают силой, меч на спине ты носишь в наказание, как и модную и достаточно дорогую одежду, во много раз более элегантную и чистую, нежели та, в которой явилась сюда. Но, несмотря на столь жуткие условия, ты не сдаешься. Отвечаешь на наносимые тебе обиды резкостями. С величайшей отвагой и запалом бьешь зеркала, представляющие собой выдающиеся произведения искусства.
Она покраснела. Страшно злая на самое себя.
— О, — быстро сказал он. — Можешь бить сколько твоей душе угодно, в конце концов, это ведь всего-навсего неодушевленные предметы. Правда, изготовили их семь столетий назад. Не желаешь ли прогуляться со мной по берегу озера?
Налетевший ветер смягчил жару. Да и огромные деревья и башни давали тень. У воды залива был цвет мутной зелени. Густо покрытая листьями и усыпанная желтыми шариками кувшинок, она больше походила на луг. Водяные курочки-камышницы, покрякивая и кивая красными клювами, быстро кружили вокруг листьев.
— Зеркало… — пробормотала Цири, вертя каблуком влажную гальку. — За него прости. Обозлилась я. Вот и все.
— Ах-ах…
— Они меня третируют. Твои эльфки. Когда я обращаюсь к ним, делают вид, будто не понимают. А когда обращаются ко мне, то говорят специально так, чтобы их не понимала я. Они мною пренебрегают.
— Ты прекрасно говоришь на нашем языке, — спокойно пояснил он. — Но все же для тебя это язык чужой. Кроме того, ты пользуешься hen llinge, а они ellilon-ом. Различия невелики, но все же есть.
— Тебя я понимаю. Каждое слово.
— В разговорах с тобой я пользуюсь hen llinge, языком эльфов твоего мира.
— А ты? — Она отвернулась. — Из которого мира ты? Я не ребенок. Достаточно ночью поглядеть на небо. Там нет ни одного знакомого мне созвездия. Этот мир — не мой. Не мое место. Я попала сюда случайно… И хочу выйти отсюда. Уехать.
Она наклонилась, подняла камень, сделала такое движение, будто хочет кинуть его в озеро, туда, где плавали курочки, однако под его взглядом сдержалась.
— Даже если уехать на целое стае, — сказала она, не скрывая огорчения, — я все равно оказываюсь у озера. И вижу эту башню. Независимо от того, в которую сторону поеду, как повернусь, всегда рядом озеро и эта башня. Всегда. От нее невозможно удалиться. А значит, это тюрьма… Хуже, чем яма, чем темница, хуже, чем комната с зарешеченными окнами. Знаешь почему? Потому что сильнее унижает. Ellilon или не ellilon — меня злит, когда надо мной насмехаются и демонстрируют превосходство. Да-да, нечего жмуриться. Ты мною тоже пренебрегаешь и тоже насмехаешься. И еще удивляешься, что я злюсь?
— Я и верно удивляюсь. — Он широко раскрыл глаза. — Безмерно.
Она вздохнула. Пожала плечами.
— Я вошла в башню больше недели назад, — сказала она, пытаясь сохранять спокойствие. — Попала в иной мир. Ты ждал меня, сидя на камне и наигрывая на флейте. Ты даже удивился тому, что я так долго не приходила. Ты назвал меня моим именем, лишь потом взялся за свои глупости о Владычице Озера… Потом исчез, ничего не объяснив. Оставив меня в… тюрьме. Называй это как хочешь. Я называю издевательством и злонамеренным унижением.
— Но ведь прошло всего восемь дней, Zireael.
— Угу, — скривилась она. — Стало быть, мне повезло? Потому что ведь могли быть и восемь недель? Или восемь месяцев? Или восемь… — Она умолкла.
— Дитя, — тихо сказал он, — ты далеко ушла от Лары Доррен. Ты потеряла ее наследие, потеряла вместе со своей кровью. Ничего странного в том, что женщины не понимают тебя, а ты — их. Ты не только разговариваешь иначе, ты иначе мыслишь. Совершенно иными категориями. Что такое восемь дней или восемь недель? Время не имеет значения.
— Ладно! — зло воскликнула она. — Согласна, я не мудрая эльфка, я глупый человек. Для меня время имеет значение, я считаю дни, даже часы считаю. И высчитала, что прошло много и дней, и часов. Я уже не хочу от вас ничего, обойдусь без объяснений, мне безразлично, почему здесь весна, почему на водопой к озеру приходят единороги, а ночью на небе светят другие созвездия. Меня абсолютно не интересует, откуда ты знаешь мое имя и каким образом тебе стало известно, что я явлюсь сюда. Я хочу лишь одного. Вернуться к себе. В свой мир. К людям. Таким, которые мыслят, как я. Теми же категориями.
— Ты вернешься к ним. Спустя какое-то время.
— Я хочу сейчас! — крикнула она. — А не спустя какое-то время! Потому что ваше время — вечность! По какому праву вы удерживаете меня? Почему я не могу уйти? Я вошла сюда сама! По собственной воле! У вас нет на меня никаких прав!
— Ты вошла сюда сама, — спокойно подтвердил он. — Но не по своей воле. Тебя привело Предназначение, которому мы немного помогли. Ибо тебя здесь давно и долго ждали. Очень долго. Даже и по нашему счету времени.
— Ничего я не поняла!
— Мы ждали долго, — он не обратил внимания на ее слова, — опасаясь только одного: сумеешь ли ты войти. Ты сумела. Подтвердив тем самым свою кровь, свою родословную. А это значит, что здесь, а не среди Dh’oine, твое место. Ты — дочь Лары Доррен аэп Шиадаль!
— Я — дочь Паветты! Я даже не знаю, кто такая эта твоя Лара!
Он поморщился, но всего чуть-чуть, почти незаметно.
