— А правители других стран? — спросил Курт, пояснив, когда взгляд отца Бенедикта обратился к нему: — Ведь, как я понимаю, из этой теории должно следовать, что подобные вещи творятся по всему миру, не только в Германии. Положим, здесь есть мы, и потому в народе нет смятения, и по улицам не гуляют стаи упырей и ликантропов на пару с кадаврами и демонами. Но что там, за границами Империи, где нет Конгрегации?
— Ну, там все же есть Инквизиция, — слабо повел плечом духовник. — Во Франции, в Италии, в Испании… Хоть какая-то. Хоть как-то, но и она работает, и некоторую мелочь удается выловить ей. А с тем, что серьезней, разбираются охотники.
— Вот даже как.
— Благодаря твоему приятелю-охотнику, — подтвердил наставник, — нам известно и об этом. Ведь когда-то и мы сами задавались тем же вопросом — почему нет слухов о разгуле нечисти в иных землях. Или это значило бы, что вся она хлынула исключительно в имперские пределы, или — что иноземные правители настолько умны, что догадываются такие события скрывать.
— И откуда стало известно, что ни то, ни другое, что это охотничья заслуга?
— В последнее время они уже сами ищут контакта с нами, сами же сообщают о происходящем вокруг, они сами замечают, что справляться в одиночку им становится все сложней. Охотники, как мне стало известно напрямую от них, в последние годы набирают новичков, как наемная армия в военные дни, и с такой же катастрофической скоростью их теряет, тут же привлекая новых. Как мне было сказано, настолько, до таких невероятных размеров, охотничье сообщество еще никогда доселе не разрасталось, и никогда еще в его рядах не было столько плохо обученных, хотя и крайне преданных людей… Но они справляются, — подытожил наставник со вздохом. — Справляются, надо признать, кое в чем лучше нас.
— Когда Ван Аллен говорил мне, что охотник выгодно отличается от инквизитора, я снисходительно усмехался, — заметил Курт мрачно. — Теперь понимаю, что он был прав. Охотники не забивают себе голову согласованиями с местными властями и тому подобными юридическими тонкостями — они просто приходят на место и разбираются по факту происходящего.
— Наши братья, — возразил отец Бенедикт, — несут службу не только в Германии, не только в Империи. И тоже действуют не всегда в рамках международных договоренностей. Просто нас мало, Курт. Как бы мы ни старались спешить, а нас все еще мало. И, замечу, охотники достигают таких показателей, попросту давя тварей и малефиков числом; погиб один — пришли двое, погибли двое — придут следующие. Мы так действовать не можем, не можем бездумно класть головы наших служителей — они слишком ценны. Десяток этих авантюристов не стоит одного нашего следователя.
— Eia[38], — хмыкнул Курт, и тот поправился:
— В большинстве своем. Но парни работают, как могут, и мы им за это благодарны. Равно как и за то, что они также осознают всю опасность излишних слухов, а потому свою деятельность, как и мы, стараются более необходимого не выставлять напоказ.
— Логично, паника ни к чему. Иначе могут ведь и возникнуть вопросы в духе «для чего нам Конгрегация с неограниченными полномочиями, если она не в силах избавить нас от потусторонней угрозы».
— И это тоже, — согласился отец Бенедикт, — однако это не главное основание. Такие происшествия пробуждают в людях страхи, которые заложены в самой людской природе, вызывают к жизни самый главный из этих ужасов — страх перед Концом. Дело не только лишь в Писании или иных творениях, где подобные события именуются знамениями и предвещают конец нашего мира — что-то внутри нас самих знает, что это так. Это, как сказал бы ты, логично: если неизменная сущность всех вещей преображается, устойчивость нарушается, если становится возможным невозможное, то навряд ли это к добру. Значит, прежние правила не действуют и прежние законы теряют силу, в первую очередь, законы самого мироздания.
— А потом и законы людские, — докончил Курт хмуро, и тот кивнул:
— Вот именно, мой мальчик. Апокалиптические настроения парадоксальным образом толкают людей вовсе не в объятия матери-церкви, а ко всевозможным приблудам, увивающимся вокруг, и это в лучшем случае. Секты и ереси множатся в такие времена с невероятной быстротой, однако это, хоть и беда, но лишь половина большой беды — из этой ямы все же существует выход, оттуда еще можно уйти или убежать. Хуже, когда верх в людских душах берет отрицание. Тогда приходит безверие, а на этой почве может уже взрасти все, что только можно себе помыслить: человек, утративший веру, уже готов верить снова, но теперь поверить готов во все, что угодно.
— Или кого угодно.
— Да. Включая те сущности, о самом существовании которых большей части добрых христиан и не известно вовсе. В такие времена к людям приходят жрецы забытых верований, выходят из тени даже открытые последователи культа Сатаны, приходят те, кто может использовать человеческий страх перед неведомым, дабы обратить его себе на выгоду, в том числе, и попросту выгоду вполне мирскую. А если они осознают, как и мы, что охваченные страхом Конца люди — это их последователи in potentia, если они так же, как и мы, понимают, к чему приводит всеобщий упадок духа — что удержит их от того, чтобы загасить последние отголоски пламени веры в душах?
— И пламя приходится разжигать нам, — криво усмехнулся Курт. — А они поддерживают упомянутые настроения, усугубляя всеобщую подавленность, из каковой произрастает их будущая паства паникеров-апокалиптиков, которые станут поддерживать апокалиптические настроения, из каковых произрастает будущая паства паникеров-апокалиптиков, которые… Et cetera.
— Circulus clausus[39], — вздохнул отец Бенедикт. — И аккуратно развести его не удастся — лишь разрубить. Забрызгав кровью все вокруг и самого себя. Именно потому я и сказал: хорошо, что ты разучился удивляться, хорошо, что ты научился быть решительным. Хорошо, что незаменимых нет. Плохо, что незаменим ты, а посему — вот мое второе завещание тебе, Курт: береги себя.
— Если в теории Каспара (и вашей, отец) в самом деле что-то есть, — помедлив, отозвался он с улыбкой, — ничего со мною не случится. Если я и впрямь некая важная составляющая во всем, что назревает, я останусь цел и невредим вплоть до момента, когда мое существование должно будет оправдаться.
— «Scriptum est, — проговорил наставник строго, — enim quod angelis Suis mandabit de Te ut conservent Te, et quia in manibus tollent Te ne forte offendas ad lapidem pedem Tuum, et»[40]… что respondens Iesus[41] Дьяволу, инквизитор Гессе?
— «Non temptabis Dominum Deum tuum[42]», — подсказал Бруно, обретя в благодарность еще один тычок под ребро, на сей раз кулаком.
