Ольга Смайлер - Тростниковая птичка

Я сомкнула половинки, с усилием защелкнула несколько маленьких, тугих замков, и только тут обнаружила, что поранила подушечки указательного и среднего пальцев. Сай потянулся, перехватил мою руку, которую я машинально потянула ко рту, и сцеловал кровь с пальцев:

— Все правильно, Птичка, это часть ритуала. Твоя кровь, в которую проник садх, на моем браслете поможет установить связь между нами. Я всегда буду чувствовать, когда ты рядом.

Браслет на руке Сая жил своей жизнью — он будто бы светился изнутри, по нему то и дело пробегала рябь, и скоро я уже не могла отличить места стыков двух половин.

— Сай, — испуганно пискнула я, — а как же ты его теперь снимешь?

Меня немного знобило, пока браслет подстраивался под меня — все-таки мне, полукровке, часть обрядов Праматери давались с трудом и требовали гораздо больше сил, и духовных и физических, чем остальным керимцам. Я старался только, чтобы Птичка не заметила этого — её и так напугало то, что происходило сейчас с браслетом. Я улегся обратно на подушки, и уложил её головку себе на грудь.

— Брачные браслеты после настройки невозможно снять, — я говорил успокаивающим тоном, осторожно перебирая пряди её волос, — Как там говорится во время церемоний на твоей планете: "Пока смерть не разлучит нас"? Пока я жив — я буду с гордостью носить этот браслет.

— А почему невозможно снять? — моя маленькая Птичка расслабилась, и смешно завозилась у меня под боком, укладываясь поудобней, и пристраиваясь щекой на моем плече.

— Так решила Великая Праматерь. Жрицы сами делают эти браслеты и ни с кем не делятся секретами.

— А если пара решает, что они ошиблись в своем выборе? Что тогда? Развод? — а она упрямая, и мне это нравится.

— У нас не бывает разводов, Птичка. Если женщина решает, что она ошиблась, — я замялся, почему-то не хотелось говорить об этом сейчас, когда её теплое дыхание согревало мою кожу, — Если женщина ошиблась, то она уезжает так далеко, что связь между браслетами рвется и браслет расстегивается сам. А после она снова может выбирать, кому подарить бусины.

— А если мужчина решает, что он ошибся?

Я восхищенно прикрыл глаза: какая крамольная мысль! Ни одной керимке не пришло бы в голову не только спросить об этом, но даже предположить, что у мужчины тоже может быть право выбора.

— Мужчины не ошибаются, — я потянулся и поцеловал её в затылок, — после свадьбы мужчина связан со своей женщиной, его душа живет в ней.

Я повернулся и устроился так, чтобы мое лицо было напротив её лица:

— Моя душа живет в тебе, Птичка.

Она всмотрелась в мои глаза и потянулась за поцелуем, и я не смог устоять против этого простого, полного доверия жеста, а когда, наконец, прервал поцелуй, услышал самый невероятный ответ:

— Я буду очень осторожна с ней, Сай…

И мое глупое сердце упало и разбилось на сотни маленьких осколков, так что стало больно дышать, как тогда, в родительский день в воинской школе, и захотелось стиснуть её в объятьях и закричать, что я никогда и никуда не отпущу её, что не смогу жить, когда она улетит, и не из-за крастового браслета, и не из-за экспериментов крастовой Матери — Прародительницы, а потому, что жить без души невозможно.

Но она ойкнула, снова завозилась и захихикала у меня под боком, упираясь в меня коленками и задевая то плечом, то грудью, и наконец, торжествующе, вытащила из под себя браслет, который я за разговорами и поцелуями так и не застегнул на её руке.

— Застегнешь? — и я взял из её рук тонкий золотистый ободок, с ажурным цветочным рисунком.

— А почему не на запястье? — удивилась она, когда я защелкнул браслет чуть выше локтя, — и ты не поранился?

— Женские браслеты настраивают на парные мужские еще в храме, — объяснил я ей, — А браслет… Древние воины всегда надевали его своим женщинам именно так, но с недавних пор появилась мода на браслеты на запястьях: женщинам нравится хвастаться друг другу щедростью мужей, а мужья гордятся тем, что все видят, кто их избранница. И хотя я очень горд тем, что именно мой браслет на твоей руке, но предпочитаю видеть его там, где слаще всего целовать твою руку.

Она засмущалась, и снова уткнулась в мое плечо, а я… я думал, что при побеге браслет на запястье удержит её на планете не хуже замка на клетке у настоящей тростниковой птички: рано или поздно его могут заметить, и тогда её никуда не отпустят, пока не найдут меня. Надеюсь, когда придет время, никто не догадается её попросить закатать рукава.

Я проснулся сразу после расвета — некоторые привычки въедаются в плоть и кровь, и от них невозможно избавиться, даже если они больше не нужны. Птичка сладко спала, намотав на себя простынь и трогательно высунув из кокона розовую пятку. Я аккуратно переложил её головку со своего затекшего плеча на подушку, и улегся рядом, стараясь запомнить каждую черточку её лица. Признаться честно — я изнывал от нетерпения, ожидая мига, когда она проснется, и боялся этого. Боялся, что избавившись от действия свадебного дурмана она взглянет на меня другими глазами, и то, что было ночью таким правильным, при свете дня окажется неважным или нежелательным. Но она снова удивила меня: сладко потянувшись всем телом, так, что у меня на миг перехватило дыхание, она распахнула мне навстречу свои невероятные глаза.

— Доброе утро, Сай, — услышал я чуть хриплый спросонья голос, — Я ни о чем не жалею. А ты?

Терри с Мистом всегда отличались пунктуальностью. На мое счастье Соня, поддавшись моим настойчивым уговорам и не менее настойчивым действиям, снова задремала незадолго до их появления. Я услышал, как внизу хлопнула задняя дверь, торопливо надел домашние штаны и поспешно сбежал на первый этаж, в кухню, на ходу натягивая футболку. Оба теперь уже бывших помощника обнаружились там, на своих привычных местах: Мист на высоком табурете у подобия барной стойки перебирал все пополняющуюся коллекцию спиртного, к которому мы практически не притрагивались, а Терри хлопотал у холодильника. Это было настолько привычным зрелищем, что я просто привалился плечом к дверному косяку, и молча смотрел на них, ожидая, когда они, наконец, обратят на меня внимание.

— И долго ты будешь там стоять? — сосредоточенно сопя осведомился Терри, продолжая перекладывать продукты из стоящей на полу коробки в холодильник, — проходи, садись, рассказывай. Что ты как не родной?

Я шагнул в кухню и сунул было нос в коробку, но Терри ловко оттеснил меня плечом.

— Сейчас я все разложу, погрею, ты Соню накормишь, а уж потом и сам поешь.