— А ты откуда свалилась, карга старая?! — услышал он чей-то задыхающийся возглас.
Кто-то грубо выругался над его головой, кто-то на лету задел каблуком его выступающее плечо, но вскоре шум схлынул, и князь поднял голову. В ослепительном свете луны удалялись от него пятки, спины и шапки, подскакивающие на лохматых макушках. И лишь один нищий хромец, отставший от толпы вследствие своего увечья, сидел на обочине и смотрел на князя темными впадинами глубоко посаженных глаз.
— Что, бабушка, чуть в грязь не втоптали, дуроломы чертовы? — спросил он, когда князь встал на ноги и привычным жестом одернул полы кафтана.
Владигор огляделся в поисках старушки, к которой, по-видимому, должно было относиться это обращение, но не увидел ни одной живой души, не считая черного кота, который шел по верхней кромке забора, плавно ставя перед собой мягкие, беззвучные лапы.
— Не там ищешь, святая простота, — опять услышал он голос нищего. — Вниз глянь, под ноги.
Владигор послушно, как во сне, последовал этому странному совету, и когда его глаза уперлись в лужу между колеями, князь увидел среди угловатых осколков льда разорванное на клочья отражение косматой крючконосой ведьмы: железную серьгу в отвисшей до плеча мочке уха, выпученный глаз в окружении сморщенных век, пучки волос, торчащие из широких ноздрей.
— Страшненько, князь, не привык еще? — усмехнулся нищий, разбив жуткое отражение брошенным камешком. — Но как сработано, а? Рука мастера!
— Это точно, — сказал князь, не в силах оторвать взгляд от отражения, вновь проступившего на гладкой поверхности лужи.
— Ладно, князь, полюбовался, и хватит, — сказал нищий. — Идти надо.
Калека с трудом поднялся на ноги, подошел к луже и, наклонившись над ней, слегка подул на отражение косматой ведьмы. Вода помутнела, и по ее поверхности побежала рябь, тут же застывшая в причудливый узорчатый рисунок, затянувший отражение подобно густой шелковистой паутине.
— Пойдем, князь! — сказал он. — Там уже и колоду на кострище подняли, и в трубы затрубили, и коня к гробу подвели, вот-вот ножом становую жилу отворят!
— Коня, говоришь? — Владигор обернулся к нищему и внимательно посмотрел в его глаза. — Конь — это хорошо, как же там без коня… Коня-то хоть хорошего или клячу какую?
— Хорошего, князь, — сказал нищий. — Твоего Лиходея. Он как из лесу утром прискакал под пустым седлом, так его в конюшне и заперли. А ближе к вечеру бабки обручами оковали, цепями стянули да вослед за хозяином и погнали.
— Так что ж мы стоим! — перебил Владигор. — Где они? Где кострище? Веди!
Князь схватил нищего за локоть и от волнения так крепко стиснул пальцами сустав, что калека охнул и, вместо того чтобы двинуться вперед, подогнул колени и чуть не сел посреди дороги.
— Ну давай! Шевелись! — заторопился Владигор, легко поднимая его с земли. — Садись на меня, ежели совсем на морозе обезножел!
— Да куда ж мне, грязи придорожной, да на княжеские плечи садиться! — запричитал нищий, пытаясь вывернуть локоть из железных пальцев Владигора.
— Лезь, я сказал! — строго прикрикнул на него Владигор. — Не ты первый из грязи в князи вылезаешь!
Он наклонился, подхватил калеку под мышки и легко вскинул на свою спину, украшенную живописным кривым горбом.
— А как ты меня узнал? — спросил князь, когда нищий устроился на его плечах и вытянул руку в направлении ближайшего поворота.
— Порода, князь, порода в тебе видна, — пробормотал калека, в такт быстрой ходьбе постукивая пятками по ребрам Владигора.
Они чуть не опоздали, пробираясь к погребальному костру по узкой тропке над крутым речным обрывом. Владигор дважды оступался и по звуку камней, пробивающих тонкий прибрежный лед в далекой холодной тьме, понимал, что если он сорвется с кромки вместе со своим наездником, то рискует сломать не только руку или ногу, но и свернуть себе шею. Князь попробовал подсветить тропинку аметистом, но его грани испускали столь слабое сияние, что оно тут же поглощалось и рассеивалось в ночном воздухе. Нищий меж тем вполне освоился на княжеских плечах и уверенно направлял шаги Владигора, вовремя предупреждая его о заледеневших промоинах, оставшихся от осенних дождей.
— Ты что, бес, в темноте видишь? — не выдержал князь, когда калека вновь слегка постучал пальцем по его лбу, предупреждая об очередной рытвине.
— Имею способность, — скромно ответил тот, когда Владигор легким прыжком преодолел препятствие.
Князь уже чуял запах дыма и различал в конце пологого подъема красноватое свечение разгорающегося костра. Кровавый отблеск прыснул по игольчатому молодому льду Чарыни, и из-за бугра послышался многоголосый шум, внезапно прерванный тоскливым и заливистым конским ржанием.
— Лиходей! — негромко воскликнул князь и так решительно прибавил шагу, что калека от неожиданности взмахнул руками и чуть не упустил в обрыв свою корявую клюку.
— Потише, княже! — шепнул он на ухо Владигору. — Чуть без подпорки меня не оставил!
— Другую выломаешь, — буркнул князь, не сбавляя шага.
Калека промолчал, но когда князь взбежал на бугор и чуть не напоролся грудью на выставленную пику, его наездник перегнулся вперед и отбил блестящий наконечник ударом трости. Пика упала, но темный, очерченный всполохами разгорающегося костра силуэт стражника широко развел руки в стороны и встал перед князем.
— Кто такие? Назад! Не велено! — прохрипел он, рыгнув на Владигора густым перегаром.
Князь выбросил ногу, метя ему в печень, но сапог пробил пустоту: калека, упредив удар князя, с размаху вогнал в глотку стражнику стальной клинок, выскочивший из наконечника его трости. Удар был столь точен и скор, что страж, даже не охнув, раскинул руки и упал на спину, открыв перед Владигором и его проводником панораму княжеских похорон: темную дубовую колоду на вершине сложенной из хвороста пирамиды, двойную цепь стражников со смоляными факелами в руках, неподвижные, посверкивающие золотом одежд ряды приказных, беспокойное шевеление многоголовой толпы, заполонившей луг вокруг кострища, голые деревья, густо увешанные любопытными мальчишками.
Лиходей стоял чуть поодаль, прикованный к столбу и окруженный темными фигурами в глухих остроконечных колпаках, резко выделявшихся на фоне его ослепительно-белой шкуры. Хворостяной вал, окружавший пирамиду, уже горел, стреляя в разные стороны яркими угольками, и, когда какой-нибудь из них долетал до столба, жеребец вскидывал морду и звенел цепями на скованных ногах.
— Подобраться к нему сможешь? — спросил Владигор, переступая через тело поверженного стражника и осторожно спускаясь по тропинке.